Фейтфул-Плейс

– Брехня. Меня она спросила о моей родне, наверное, раз в жизни.

– Да, и твоя реакция показала ей, что больше спрашивать не надо. Зато она спрашивала меня, Фрэнк. Спрашивала Джеки. Она хотела знать.

– Да кого колышет, чего она хочет? Ей девять лет, она хочет львенка и диету из пиццы и шоколадных драже. Это ты ей тоже дашь? Лив, мы ее родители. Мы должны давать ей то, что для нее хорошо, а не все, что она пожелает.

– Тише, Фрэнк. Ну почему это непременно должно быть для нее плохо? О своей семье ты говорил только, что не хочешь с ними общаться. Ты же не утверждал, что они банда изуверов с топорами. Джеки – прелесть, она всегда была добра к Холли, так вот она сказала, что твои родственники – вполне нормальные люди…

– И ты поверила ей на слово? Джеки живет в собственном счастливом мирке, Лив. Она считает, что Джеффри Дамеру просто[26] не повезло встретить хорошую девушку. С каких пор Джеки решает, как нам воспитывать дочь?

Лив начала что-то отвечать, но я шпарил без остановки, пока она не сдалась и не заткнулась.

– Мне плохо, Лив, физически плохо. Я думал, что хоть в этом могу на тебя положиться, что тут-то ты меня поддержишь. Ты всегда считала, что моя семья тебе не ровня. Так какого дьявола ты решила, что они годятся для Холли?

Оливия наконец вышла из себя.

– Когда я такое говорила, Фрэнк? Когда?!

Я остолбенело глядел на нее. Она побледнела от гнева и, прижимая ладони к двери, тяжело дышала.

– Если ты сам не уважаешь свою семью, если ты их стыдишься, это твоя проблема, а не моя. Не сваливай на меня. Я никогда такого не говорила. Даже не думала так – никогда.

Она резко развернулась, рванула на себя дверь. Замок тихонько щелкнул – если бы не Холли, от грохота содрогнулся бы весь дом.

Я немного посидел, по-идиотски вылупившись на дверь с чувством, что мозговые клетки бухаются друг о друга, как машинки на аттракционе. Потом захватил бутылку с вином, взял второй бокал и пошел за Оливией.

Лив сидела на плетеном диване в зимнем саду, поджав ноги и спрятав руки глубоко в рукава. Она не подняла взгляд, но, когда я протянул ей бокал, выпростала руку и взяла. Я налил нам столько вина, что впору мышек топить, и сел рядом с ней.

По-прежнему шел дождь, непреклонные капли упорно барабанили по стеклу, холодный сквозняк пробивался в какую-то щелку и стелился по комнате, словно дым. Я поймал себя на том, что после стольких лет делаю узелок на память – найти и зашпаклевать щель. Оливия потягивала вино, я наблюдал за ее отражением в бокале. Потемневшие глаза вглядывались во что-то, что видела только она.

– Почему ты мне не рассказала? – спросил я чуть погодя.

Она не повернула головы.

– О чем?

– Обо всем. Для начала – почему ты никогда не говорила, что моя семья тебя не волнует.

Она пожала плечам:

– Ты никогда особо не стремился их обсуждать. Мне казалось, об этом и говорить излишне. Что я могу иметь против людей, которых никогда не встречала?

– Лив, – сказал я, – сделай одолжение, дурочку не включай. Я слишком устал. Мы с тобой сейчас в стране “Отчаянных домохозяек” – в зимнем саду, прости господи. Я далеко не в таких садах вырос. Моя семья больше похожа на героев “Праха Анджелы”. Пока твоя родня попивает кьянти в зимних садах, моя обретается в многоквартирной развалюхе и решает, на какую гончую спустить пособие по безработице.[27]

Ее губы чуть заметно дрогнули.

– Фрэнк, я поняла, что ты из рабочей семьи, стоило тебе открыть рот. Ты никогда не делал из этого тайны. И я все равно с тобой встречалась.

– Ага. Леди Чаттерли любит пожестче.

Горечь в моем голосе застала врасплох нас обоих. Оливия повернулась и посмотрела на меня; в тусклом свете, сочившемся из кухни, ее лицо было узким, печальным и прекрасным, как на иконе.

– Ты ведь никогда так не считал, – сказала она.

– Нет, – признал я, подумав. – Наверное, никогда.

– Я хотела быть с тобой. Только и всего.

– Только и всего – при условии, что моя семья не замаячит на горизонте. Может, я и был тебе нужен, но только не с довеском в виде моего дяди Берти, который обожает соревноваться, кто громче пернет; или моей двоюродной бабки Консепты, которая, сидя в автобусе позади компании иммигрантов, распиналась о том, до чего же они чернявые; или моей кузины Натали, которая отвела своего семилетку в солярий перед его причастием. Лично я, конечно, вряд ли доведу соседей до инфаркта – разве что до легкой аритмии, – но мы оба знаем, как посмотрели бы на мою семейку партнеры твоего папы по гольфу и приятельницы, с которыми обедает твоя мама. Просто классика “Ютюба”.

– Не буду делать вид, что это неправда или что мне никогда не приходило это в голову, – сказала Оливия и замолчала, вертя бокал в руках. – Сначала – да, я считала, что раз ты с ними не общаешься, так проще. Не потому что они недостаточно хороши, только… так проще. Но когда появилась Холли… Фрэнк, она заставила меня по-другому взглянуть на все. Я хотела, чтобы она познакомилась с твоими родственниками. Это ее семья. Это важнее любых соляриев.