Фейтфул-Плейс

Я откинулся на спинку дивана, выпил еще вина и попытался освободить в голове место для новой информации. Вообще-то изумляться было нечему – уж точно не до такой степени. Оливия всегда была для меня полной загадкой, в любой момент наших отношений, и особенно тогда, когда мне начинало казаться, что я отлично ее понимаю.

Когда мы познакомились, она работала юристом в прокуратуре и хотела посадить мелкого барыгу по кличке Кроха, которого замели в ходе облавы отдела по наркотикам; мне же хотелось, чтобы он еще порезвился на свободе, потому что я потратил шесть недель, чтобы стать лучшим дружочком Крохи, и мы не исчерпали всех открывшихся обширных возможностей. Я заглянул в кабинет Оливии, чтобы умаслить ее лично. Мы спорили целый час, я сидел на ее столе, тратил ее время и смешил, а когда стало смеркаться, пригласил ее поужинать, чтобы мы могли продолжить спор в комфортных условиях. Кроха получил несколько лишних месяцев свободы, а я – второе свидание.

Она была необыкновенная: элегантные костюмы и неброские тени для век, безупречные манеры и бритвенно-острый ум, длиннющие ноги, стальной характер и мощная аура неминуемого успеха. О замужестве и детях она думала меньше всего, что, с моей точки зрения, служило залогом хороших отношений. Я тогда выпутывался из очередного романа – седьмого или восьмого по счету, не помню, – который начался бурно, но скатился в болото и истерики примерно через год, когда отсутствие моих серьезных намерений стало очевидным для нас обоих. Если бы таблетки работали без сбоев, та же судьба постигла бы и нас с Лив. Вместо этого нас ждали венчание в церкви по всей форме, свадебный прием в загородном отеле, дом в Далки и Холли.

– Я ни секунды не жалел, – сказал я. – А ты?

Оливия на миг задумалась – то ли над вопросом, то ли над ответом.

– Нет, – наконец сказала она. – Я тоже никогда.

Я протянул руку и накрыл ее ладонь, лежащую на колене. Старенький кашемировый свитер был мягкий, а форму ее руки я помнил, как свою. Я сходил в гостиную, принес плед с дивана и накрыл им плечи Оливии.

– Холли так хотела о них знать, – сказала она, не глядя на меня. – Они ее семья, Фрэнк. Семья – это важно. Холли имеет право.

– А я имею право на свое мнение. Я пока еще ее отец.

– Знаю. Надо было сказать тебе, уважать твои желания. Но… – Оливия покачала головой, не отрываясь от спинки дивана; полутьма наложила под ее закрытые глаза синяки теней. – Я понимала, что, если подниму этот разговор, кончится грандиозной перепалкой. А у меня не было сил. Поэтому…

– Семья у меня отбитая наглухо, – сказал я. – Со всех сторон, как ни поверни. Я не хочу, чтобы Холли выросла такой же.

– Холли – счастливая, разумная, здоровая девочка. Ты это знаешь. Это ей никак не повредило; ей нравилось у них бывать. Просто… Такого никто не мог предвидеть.

Я вяло задумался, правда ли это. Лично я готов был поспорить на деньги, что хотя бы один из моих родственников плохо и невнятно кончит, хотя на Кевина бы не поставил.

– Из головы не идет, сколько раз я спрашивал, чем она занималась, а она рассказывала, как каталась на роликах с Сарой, как они на естествознании делали вулкан. Весело, как птичка, без зазрения совести. Я ни разу не заподозрил, что она что-то недоговаривает. Это меня убивает, Лив. Просто убивает.

Оливия повернулась ко мне:

– Фрэнк, все не так страшно, как кажется. Честно. Холли не воспринимала это как ложь тебе. Я сказала ей, что придется немного подождать, прежде чем рассказывать тебе, потому что ты серьезно поссорился с семьей, а она сказала: “Как в тот раз, когда я поругалась с Хлоей, – я всю неделю даже думать о ней не хотела, чтоб не плакать”. Холли понимает больше, чем ты думаешь.

– Я не хочу, чтобы она меня защищала. Никогда. Я хочу наоборот.

На лице Оливии промелькнуло что-то чуть насмешливое и печальное.

– Знаешь, она ведь взрослеет. Через несколько лет станет подростком. Время не стоит на месте.

– Знаю, – сказал я. – Знаю.

Я представил заплаканную Холли, разметавшуюся во сне, и вспомнил ночь, когда мы ее зачали: ликующий грудной смех Оливии, ее локоны, намотанные на мои пальцы, вкус чистого летнего пота с ее плеча.

Через несколько минут Оливия сказала:

– Утром надо будет с ней обо всем этом поговорить. Лучше, если мы оба будем дома. Если хочешь, оставайся в гостевой спальне…

– Спасибо, – сказал я. – Было бы здорово.

Она встала, встряхнула плед и сложила его на руку.

– Постель застелена.

Я покачал бокал:

– Сначала допью. Спасибо за бокал.

– Несколько бокалов. – В голосе Оливии сквозила тень печальной улыбки.

– За них тоже.

За спинкой дивана она остановилась и опустила кончики пальцев мне на плечо – так робко, что я едва ощутил прикосновение.

– Мне жаль, что так вышло с Кевином.

– Мой младший брат… – севшим голосом произнес я. – Неважно, как он выпал из окна, – я должен был его поймать…

Лив набрала воздуха, как будто хотела сказать что-то важное, но через мгновение просто вздохнула.

– Ох, Фрэнк… – очень тихо, почти про себя прошептала она.