Фейтфул-Плейс

– Мама обычно права, – сказал я. – Будем надеяться, что она права и сейчас.

– Дядя Кевин один раз сказал, что я его любимая племянница, потому что ты был его любимым братом.

Господи…

Я протянул руку, чтобы обнять ее за плечи, но она отодвинулась и принялась натирать столик с новой силой, ногтем раздирая бумажное полотенце в крохотную стружку.

– Ты сердишься, что я ездила к бабушке с дедушкой?

– Нет, птичка. На тебя – нет.

– На маму?

– Только капельку. Мы разберемся.

Холли искоса бросила на меня быстрый взгляд.

– Снова будете орать друг на друга?

Меня вырастила мать – обладательница черного пояса по внушению чувства вины, но ее коронные приемы меркнут по сравнению с тем, на что способна Холли без всяких усилий.

– Орать не будем, – сказал я. – Главным образом меня расстроило то, что мне никто ничего не сказал.

Молчание.

– Помнишь, мы говорили насчет секретов?

– Ага.

– У вас с друзьями могут быть общие секреты, и это нормально, но если тебя что-то беспокоит, то это плохой секрет. О таких секретах надо рассказывать мне или маме.

– Это не плохой секрет. Это мои бабушка и дедушка.

– Знаю, милая. Я пытаюсь сказать, что бывают и другие секреты – такие, в которых может и не быть ничего плохого, но кто-то еще имеет право о них знать.

Холли не поднимала головы, но подбородок упрямо выдвинулся вперед.

– Представь, что мы с мамой решили переехать в Австралию. Мы должны тебя предупредить? Или просто посадить в самолет посреди ночи?

Она пожала плечами.

– Предупредить.

– Потому что тебя это тоже касается. Ты имеешь право знать.

– Ага.

– То, что ты познакомилась с моей семьей, касается и меня. И скрывать это от меня было неправильно.

Похоже, я ее не убедил.

– Если бы я тебе сказала, ты бы ужасно расстроился.

– Сейчас я расстроился гораздо больше, чем если бы мне сказали сразу. Холли, милая, всегда лучше рассказывать мне сразу. Всегда. Ладно? Даже о том, что мне не нравится. Будешь скрывать – сделаешь только хуже.

Холли осторожно вернула столик в игрушечную столовую, поправила его кончиком пальца.

– Я стараюсь говорить тебе правду, даже если от нее больно. Сама знаешь, – сказал я. – А ты говори правду мне. Справедливо?

Холли, обращаясь к кукольному домику, пробормотала слабым глухим голоском:

– Прости, пап.

– Ничего, милая. Все будет хорошо. Просто вспомни об этом в следующий раз, как будешь решать, хранить ли от меня секрет, хорошо?

Холли кивнула.

– Ну вот, – сказал я. – А теперь расскажи, как тебе понравилась наша семья. Бабушка делала тебе к чаю бисквит с заварным кремом?

– Ага. – Дочь тихонько вздохнула от облегчения. – Она говорит, у меня красивые волосы.

Черт подери: комплимент. Я-то уже приготовился опровергать критику всего и вся – от выговора Холли до ее замашек и цвета носков, но, очевидно, ма к старости стала терять хватку.

– Так и есть. А как твои кузены?

Холли пожала плечами и достала из кукольной гостиной крохотный рояль.

– Хорошо.

– Хорошо – это как?

– Даррен и Луиза со мной особенно не разговаривают – они уже большие, но мы с Донной передразнивали наших учителей. Один раз мы так смеялись, что бабушка сказала: “Ш-ш-ш, а то вас полиция заберет”.

Это уже больше похоже на ту ма, которую я знал и опасался.

– А тетя Кармела и дядя Шай?

– Нормально. Тетя Кармела скучная, но когда дядя Шай дома, он помогает мне с домашкой по математике, потому что я сказала, что миссис О’Доннелл орет, если сделаешь неправильно.

А я-то радовался, что Холли наконец разобралась с делением.

– Как мило с его стороны, – сказал я.

– А почему ты к ним не ездишь?

– Это долгая история, цыпленок. Одного утра не хватит.

– Можно я все равно буду ездить, хотя ты не ездишь?

– Посмотрим, – сказал я. На словах все казалось настоящей идиллией, но Холли по-прежнему на меня не смотрела. Что-то тревожило ее, помимо понятных проблем. Если она видела моего папашу в его излюбленном состоянии, нам предстояли священные войны и, возможно, новые слушания об опеке.

– Тебя что-то беспокоит? Кто-то из них тебя обидел?

Холли пробежалась ногтем по клавишам рояля.

– У бабушки с дедушкой нет машины, – не сразу сказала она.

Вот уж чего я точно не ждал.

– Нет.

– Почему?

– Она им не нужна.

Непонимающий взгляд. До меня вдруг дошло, что Холли никогда в жизни не встречала человека, у которого нет машины, даже если она не нужна.

– А как же они куда-нибудь добираются?

– Пешком или на автобусе. Большинство их друзей живут в двух минутах ходьбы, а все магазины прямо за углом. На что им машина?

Холли поразмыслила с минуту.

– А почему у них не целый дом?

– Они всегда так жили. Твоя бабушка родилась в этой квартире. Не завидую тому, кто станет убеждать ее оттуда съехать.

– А почему у них нет компьютера и даже посудомойки?

– Не у всех есть.

– Компьютер есть у всех.

Паршиво было признаваться даже самому себе, но в глубине души я постепенно начал догадываться, почему Оливия и Джеки хотели, чтобы Холли увидела, откуда я родом.

– Не-а, – сказал я. – У большинства людей в мире нет денег на такие вещи. Даже тут, в Дублине.

– Пап, бабушка с дедушкой бедные?

Щеки у дочери чуть порозовели, как будто она произнесла неприличное слово.