Феномен поколений в русской и венгерской литературной практике XX–XXI веков

Каркасом книги стала пьеса «Взрослая дочь молодого человека», одно из самых известных произведений В. Славкина и один из самых ярких и обсуждаемых текстов драматургии «новой волны». В 1979 году пьеса была поставлена Анатолием Васильевым на сцене Московского драматического театра им. К. С. Станиславского, сыграв важную роль в формировании сложного и изощренного театрального языка режиссера и став для публики того времени своего рода откровением [574].

В пьесе Славкина герои старшего поколения (Бэмс, Люся, Прокоп) – бывшие стиляги – ждут в гости Ивченко, своего однокурсника, комсомольского работника, попортившего Бэмсу немало крови в студенческие годы. Пьеса камерная, локальная, место действия здесь – квартира Куприяновых (Бэмса и Люси), «обычная», «современная», с обстановкой «на уровне среднего инженерского вкуса и среднего инженерского достатка»[575], сценическое время – один день из жизни героев. Локальность сценического пространства в пьесе постепенно разрушается: событие, положенное в основу – встреча бывших однокурсников, вызывает к жизни множество воспоминаний и настраивает на подведение предварительных жизненных итогов.

В случае с Бэмсом и Люсей итоги не самые утешительные: будучи «заводилами» в годы студенческие, они сейчас средние инженеры со средним инженерским заработком. Стремление Бэмса к сохранению собственного «я», его бескомпромиссность, органичная для двадцатилетнего возраста, сейчас, спустя годы, «выключают» его из жизни. Оптимистичный Прокоп, «челябинский утюг», как он сам себя характеризует, напротив, вполне доволен своим средним, но прочным положением. Самым успешным же оказывается бывший «пенек» Ивченко – теперь он проректор того самого вуза, в котором много лет назад учились герои, где теперь обучается дочь Бэмса и куда Толя, сын Прокопа, собирается поступать (именно с целью «помочь» Прокопу и устраивается встреча однокурсников). У Ивченко прочный социальный статус, благополучное материальное положение.

У этих довольно разных людей общее прошлое: проведенные вместе годы учебы, история с «Чучей», когда за исполнение заграничной песенки Бэмса отчислили из университета, а Люсю и Прокопа стали считать «неблагонадежными» (к этой истории постоянно возвращается «четверка» в своих воспоминаниях). Бэмса, Люсю и Ивченко связывает еще и любовная интрига, осложняющая драматическое действие. На таком, вполне бытовом, материале проясняются и постепенно проговариваются позиции героев.

Особенность поэтики пьесы – в невыраженности традиционного драматического конфликта при располагающей к этому системе персонажей. Так, Славкин подчеркивает, что задумывал Бэмса и Ивченко как оппонентов, которые будут вести идеологический спор, однако это открытое противостояние позднее было им намеренно снято (см. главку «Добавить аргументов») – и пьеса приобрела более сложную с точки зрения конфликта структуру. В итоге действие развивается вокруг попыток героев обнаружить «линию разлома», которая не дает Бэмсу жить спокойно и через 20 лет, описать особенности своего опыта, как-то вербализовать общую духовную составляющую, для них навсегда связанную со стиляжничеством, – и это им удается с трудом. Пьеса при разговоре о стиляжьем прошлом все время задействует поэтику суггестивную, атмосферную. По прошествии 20 лет совместный опыт поколения оказывается неотрефлексированным, в большей степени эмоциональным, оттого моменты драматического единения в пьесе связываются с музыкой, танцами, жестами (например, бывшие стиляги Люся и Прокоп с удовольствием смотрят на то, как Бэмс поднимает воротник и взбивает воображаемый кок, кульминационные эпизоды маркированы, как правило, музыкальными вставками: исполняемой на сцене «Чучей», прослушиванием пластинки и т. д.), то есть небытовыми формами поведения. В лирических монологах (Бэмса, Люси) проговариваются не мысли, а ощущения героев.

Контрастна этому «мюзик-холлу» спокойная манера «пенька» Ивченко, никогда к стилягам не принадлежавшего и оттого уверенно рационализующего чужой опыт и анализирующего прошлые события. Ивченко последовательно объясняет, как и почему складывался романтический миф о стилягах, в который, кажется, до сих пор верят другие персонажи:

Ведь что получилось… Кончилась война в сорок пятом, приехали наши солдаты, офицеры домой, Европу повидали, с американцами на Эльбе встречались и вообще встречались… К нам товары американские пошли – «виллисы», помните, «студебеккеры»… Американские картины пускать стали, трофейные… (с. 105).

В итоге уже сами способы говорения о прошлом (артистический и рациональный, отстраненный), намечают ту самую «линию разлома» поколения, над которой бьется Бэмс – и которую ищет Славкин в своей книге.