Феномен поколений в русской и венгерской литературной практике XX–XXI веков

Как и Славкин, Тодоровский вводит в произведение проблему взаимоотношения поколений – отцов и детей, однако если Славкин пытается обозначить отличия и сходства между стилягами и последующими поколениями (на человеческом уровне признавая бесполезность разговора в координатах «мы старшее поколение, а вы – младшее»), то Тодоровский использует стиляг как удобную для художественного осмысления «точку разлома» социального и культурного порядка. Ю. Короткова (автора сценария) и В. Тодоровского (режиссера) стиляги не интересуют как поколенческий феномен. Добавляя образу стиляги, в соответствии с конвенциями жанра мюзикла, стилистической и эмоциональной избыточности, авторы превращают его в метафору молодости, в символ «вечной потребности человека быть свободным»[589] – ив этом смысле В. Тодоровский делает фильм не о поколении стиляг, но о самом механизме смены поколений.

Художественные тексты последних десятилетий демонстрируют разные авторские подходы к осмыслению феномена стиляг. Поколенческая риторика актуализируется по отношению к стилягам как основная (В. Славкин) или альтернативная (Г. Литвинов, А. Козлов). Однако сама структура книг, реализующих одновременно мифологизирующую и демифологизирующую стратегии и тяготеющих к созданию ансамблевых единств, свидетельствует о многоаспектности стиляжничества как историко-культурного феномена. Наиболее точным в контексте авторских попыток рассмотреть стиляг и как поколение, и как молодежное движение выглядит высказывание Л. Лурье о том, что стиляги – поколение, которое «образовало субкультуру»[590]. Гораздо более цельным и завершенным образ стиляг представлен в современной массовой культуре, отказывающейся от рефлексии по поводу стиляг как «поколения» и использующей этот образ как символ свободы, практически выведенный из исторического контекста.

Глава 13 «Поколение застоя», изображенное в прозе художников

Актуальность обращения к последнему советскому поколению, «поколению застоя», обусловлена целым рядом причин. Во-первых, количественно это значительная часть современного общества. Ю. Левада приводит статистику: «„Собственное“ поколение застоя – родившиеся с середины 40-х до конца 60-х годов (1944–1968). Численно это самая крупная группа – 39 % взрослого населения»[591]. Во-вторых, это часть общества активная. В. В. Семенова отмечает, что это поколение обладает самым высоким уровнем образования, «духовно активное и рефлексирующее поколение»[592]. Это люди пожилые (старше 50–60 лет), что влечет за собой весь комплекс проблем, связанных с социокультурной ролью «стариков». Социолог Т. М. Померанцева пишет: «Особенности демографической ситуации в России на ближайшую перспективу характеризуются также тем, что к пенсионному возрасту подходят наиболее многочисленные поколенческие когорты послевоенных рождений, что актуализирует анализ социальных, политических, экономических и других социокультурных проблем граждан старшего возраста как особой многочисленной социально-демографической группы современного российского общества»[593].

При всей амбивалентности отношения общества к старшим поколениям за ними традиционно закреплялась функция передачи жизненного опыта. Однако эта функция сегодня также дает сбои. Сошлемся на мнение А. Левинсона: «Старики стали жить дольше. Но их роль как носителей родового предания и родовой мудрости упразднена. На смену большой трехпоколенной семье приходит нуклеарная, в которой есть пара родителей и ребенок/дети, либо еще более редуцированные варианты – неполная семья, дети на пансионе в школе, дети-сироты и пр. Для „старых“ в этой системе места нет. Бабушки (и изредка дедушки) если и используются в процессе семейной социализации, то в качестве заменителей мамы и папы. Базовые ценности теперь транслируются не по линии бабушка/дедушка – внуки, а по более короткому и быстрому контуру: СМИ – дети»[594]. Литература стремится восполнить эти сбои коммуникации, сегодня активно развиваются жанры литературы нон-фикшн, в том числе мемуары. И.М. Каспэ указывает социокультурную функцию документа: это «не просто способ передачи информации, но способ выстраивания социального „я“, социальных связей, социальных общностей…»[595].