Феномен поколений в русской и венгерской литературной практике XX–XXI веков

Поколение как особый феномен не так уж часто становится в литературоведении объектом специального рассмотрения. Объясняется это, по всей очевидности, тем, что в литературе практически в любой момент работают (пишут, издаются) люди и молодые, и пожилые, а в любой группе писателей, объединившихся вокруг каких-либо принципов или целей (эстетических, мировоззренческих и т. д.), чаще всего представлены люди разных возрастов; подчас там можно обнаружить стоящих на близких позициях «отцов» и «детей». Так что понятие «поколение» является далеко не таким системообразующим, как, например, «школа», «течение», «направление», «литературная эпоха» и т. п.

Но бывают исключения. Одно из них – венгерская литература XX века.

Период турбулентности, в котором человеческая (во всяком случае, европейская) цивилизация оказалась вступив в XX век, породил в общественном бытии настолько мощные вихри – мировые войны, революции, социальные эксперименты, – что они не раз оборачивались настоящими катастрофами, уносящими миллионы жизней.

Турбулентность эта захватила – не могла не захватить – и сферу культуры. Массовой гибелью она тут, слава Богу, не обернулась (хотя урон иногда причиняла немалый), но сформировала ряд экстремальных тенденций. Одной из них стало огромное, нетерпеливое желание кардинально обновить, реформировать искусство.

В Венгрии (в этом отношении Венгрия и Россия похожи) литература занимает в сфере культуры важное, едва ли не главенствующее место. Неудивительно, что основным «мотором» обновления здесь стал именно литературный журнал – журнал «Нюгат» («Запад», январь 1908 – август 1941 года).

Исключительно большое значение имело также то обстоятельство, что как раз в это время – первое десятилетие XX века – на фоне общего духовного оживления появляются несколько невероятно талантливых художников слова. Свойственная венграм «пассионарность» на протяжении многих столетий расходовалась на элементарное выживание в условиях катастрофических бедствий, каковыми были татаро-монгольское, затем турецкое нашествия, австрийский гнет, а в период относительного и весьма недолгого благополучия вылилась в интенсивный всплеск творческой активности.

Прежде всего здесь нужно упомянуть, конечно же, Эндре Ади, поэта, обладающего на редкость мощным врожденным талантом, который позволил ему стремительно подняться до вершин поэтического мастерства. При этом поэт сумел органично соединить в своих стихах импульсы, исходящие от новейшей западноевропейской (главным образом французской) лирики, с глубоко национальной по духу и колориту образностью (вследствие чего, заметим кстати, почти невозможен полноценный перевод его стихов на другие языки).

Рядом с Ади (точнее сказать, вокруг «Нюгата») выстроилась целая когорта единомышленников и соратников: поэты Михай Бабич, Деже Костолани, Дюла Юхас, Арпад Тот, прозаики Жигмонд Мориц, Фридеш Каринти, Дюла Круди и др. И, что крайне важно, главным редактором журнала стал человек, словно созданный для этой роли, – Эрне Ошват, литератор, обладающий тонким вкусом и в то же время широчайшим кругозором. Надо думать, именно благодаря Ошвату «Нюгат» стал не просто платформой для какой-то группы писателей-единомышленников, пускай и очень талантливых, но подлинным общенациональным форумом, который поддерживал в литературе все, что казалось прогрессивным, перспективным или хотя бы интересным, оригинальным, держа в поле зрения и динамику литературной, культурной жизни за рубежом, главным образом, конечно, в Западной Европе. С этой точки зрения представляется крайне показательным, например, следующий факт: будучи (во всяком случае, в поэзии) в основном сторонниками символизма, а значит ставя своей целью создание высокодуховных, строящихся на тонких ассоциациях, на нюансах поэтических текстов, редакторы «Нюгата» – прежде всего Ошват – вполне доброжелательно присматривались и к опытам авангарда, отвергающего едва ли не всю систему выработанных человечеством за тысячелетия способов воздействия на восприятие, а потому порождающего произведения, которые нередко казались лишенными вкуса, даже уродливыми.