Но тут Калман, словно не выдержав собственной принципиальности, делает шаг назад, высказывая утверждения, которые, как нам видится, прямо противоречат приведенным выше. «Возможно, и у этой поэзии, которая до сих пор оставалась вне внимания, есть шанс занять место в историко-литературном знании. Конечно, не центральное место. Если к текстам художественной литературы подходить не с благоговейным восторгом, а с интересом, которого заслуживает все характерное, неповторимое, типичное, и если существуют в этой области не такие уж переворачивающие нас читательские впечатления; если есть незначительные, но интересные произведения; если есть не только великие стихи, но просто хорошие строчки, хорошие начала стихов, хорошие словосочетания – то произведения Эржи Уйвари характерным образом показывают нынешнему читателю авангардистские тенденции первой трети [XX] столетия; этим они и важны»[666]
.В финале своей книги, посвященной поэзии раннего венгерского авангарда, Д.Ц. Калман с некоторой горечью пишет: «…не питаю каких-то особых надежд на то, что ранний венгерский авангард может рассчитывать на большое количество тех, кто заново осмыслит его (а вместе с тем и на большое количество читателей). Когда очень многим нелегко принять даже Бартока и когда широкая публика не знает и не любит авангард начала века, ситуация выглядит не слишком обнадеживающей…»[667]
.Короче говоря, венгерский литературовед, пускай не очень решительно, все же пытается возвести творчество Эржи Уйвари на пьедестал канона. (Об этом говорит хотя бы тот «мелкий» факт, что эти «прозы» упоминаются рядом с произведениями всемирно известного венгерского композитора Белы Бартока.)
Откликаясь на появление в Будапеште сборника «Камни скрежещут» Эржи Уйвари, венгерский писатель (с 1957 года жил во Франции) Тибор Папп с негодованием отвергает оценку, которую дал ее творчеству в своем послесловии Д. Ц. Калман, усматривая в этом послесловии попытку принизить, скомпрометировать поэтессу: «С тем немногим, что ею написано, Эржи Уйвари является нам как значительная представительница венгерской и европейской литературы той эпохи. В ее стихах впервые заговорила с нами женщина-пролетарка, заговорила на языке поэта двадцатого века, отбросив всякие комплексы, мелкобуржуазное ханжество и униженность, не пытаясь подражать господам. <…> Собственно говоря, у нее язык формирует реальность, а не наоборот; и точно так же: метаморфоза языка у нее быстрее заставляет вспыхивать ярким светом возможности человеческой судьбы, чем сама жизнь»[668]
.Приведем образцы той поэзии, о которых говорится в таких превосходных выражениях:
Или:
Или:
Папп объявляет Эржи Уйвари предшественницей сюрреалистов: дело в том, что она во многих своих «прозах» нарушала правила венгерского языка, используя, например, непереходные глаголы как переходные. И автор статьи видит в этом ранний образец так называемого автоматического письма, практиковавшегося сюрреалистами. Таким образом, Тибор Папп, исходя из своего личного вкуса, пытается «канонизировать» явление, которое достойно лишь упоминания.
Позиция Д. Ц. Калмана куда более адекватна. Знать фон значительных явлений, конечно, полезно и нужно; но едва ли стоит скорбеть по поводу того, что эти произведения сегодня почти не издаются и практически совсем не читаются. Но Калман явно недостаточно последователен в этой своей позиции, что, может быть, и побуждает Тибора Паппа яростно спорить с ним.
Если попытаться сформулировать место авангарда в литературном процессе современной эпохи, его уроки для нынешнего поколения, то можно сказать следующее.
Несомненно, ранний венгерский литературный авангард являет пример творческой смелости, без которой обновление искусства невозможно. Но в то же время он – предупреждение: нельзя доводить экспериментаторство до крайности, отбрасывая, перечеркивая традиции как воплощение опыта и тем самым отрываясь от реальности, от жизни. И еще крайне важный момент: смелость, эксперимент только в том случае продуктивны, если они опираются на талант.