Феномен поколений в русской и венгерской литературной практике XX–XXI веков

И вдруг Россия открылась, хотя и не с самой привлекательной стороны. Она открылась перед своими врагами – ведь во время Первой мировой сотни тысяч военнопленных были перевезены в Сибирь и на Дальний Восток. Они провели по несколько лет в различных лагерях, после чего им было необходимо добраться домой, и тогда им пришлось еще раз пересечь всю необъятную страну с востока на запад. Случайно это или закономерно, но бывшие военнопленные (по крайней мере, определенная их часть) не только хорошо выучили язык своих «тюремщиков», но и полюбили его, как полюбили и самих носителей языка. А вернувшись домой, не забыли ни язык, ни людей, на нем говорящих. Поклонники русской культуры, конечно, были и до того. Многие в Венгрии зачитывались Достоевским, Толстым, Чеховым, Горьким – поэтому некоторым венгерским офицерам дорога в сибирский плен была «знакома» по произведениям русских авторов: названия городов, «русский пейзаж» вызывали симпатию наиболее образованных военнопленных[676].

Первое поколение переводчиков, выучивших язык по принуждению невольно находясь среди носителей языка, – то есть поколение бывших военнопленных – состояло из нескольких человек. Ниже приведены имена тех, кто по возвращении на родину перевел с русского на венгерский, по крайней мере, два литературных произведения:

Хуго Геллерт – Gellért Hugó (1890–1937),

Имре Гёрёг – Görög Imre (1882–1974),

Эмил Дьадьовски – Gyagyovszky Emil (1881–1961),

Хуго Хайман – Haiman Hugó (1881–1932),

Андраш Карой Хаваш – Havas András Károly (1895–1945),

Денеш Якловски – Jaklovszky Dénes (1884–1968),

Иштван Петерди – Peterdi István (1888–1944/1945).

Не исключено, что переводчиков-военнопленных было больше. В их разных судьбах общим было то, что они выучили русский язык в обстоятельствах плена и потом использовали это знание. Большинство этих переводчиков объединяла еще одна черта: их еврейское происхождение. Однако здесь мы не ставим задачи ответить на вопрос, почему именно их настолько привлекла русская культура, что они считали своим долгом распространять ее, – ведь строго научный ответ потребовал бы социологического подхода.

К переводчикам-военнопленным присоединились лингвисты, которые среди прочих языков знали русский, а также переводчики, которые являлись носителями других славянских языков. Здесь уместно упомянуть о тех представителях венгерской коммунистической эмиграции в Москве, которые занимались переводами. Они в первую очередь считали своей задачей распространение венгерской литературы в Советском Союзе, но некоторые из них полагали своим долгом переводить и с русского. Пожалуй, самой известной среди них была поэтесса Шаролта Лани (Lányi Sarolta, 1891–1975), которая в 1922 году проводила мужа-коммуниста Эрнё Цобеля (Czóbel Ernő) в московскую эмиграцию. До этого она принадлежала к так называемому первому поколению журнала «Нюгат» («Запад»)[677].

Именно в круг редакторов и авторов этого журнала вошел приехавший из России Хуго Геллерт, который к началу 1930-х годов стал известным переводчиком не только русской, но и советской литературы. Геллерт вообще был уникален тем, что в 1920–1930 годах имел возможность переводить современных советских писателей. Помимо его безусловного таланта, это также связано с тем, что он оказался в правильном месте в нужное время. Его старший брат, Оскар Геллерт (1882–1967), был одним из основоположников журнала «Нюгат», единственным автором (поэтом) и редактором, который в разных ипостасях работал в журнале на протяжении всех 33 лет его существования. В свое время не знать Оскара Геллерта было невозможно. Вскоре после возвращения брата из русского плена Оскар взял его в журнал на административную должность. В отличие от старшего брата, до войны Хуго Геллерт нисколько не стремился к литературной жизни, но уже через несколько лет работы в журнале переводил художественную литературу на высоком уровне и водил близкую дружбу с писателями и поэтами.