Венгерское правительство старалось решить этот вопрос без прямого контакта с советским правительством. В 1920 году в Копенгагене был подписан договор о венгерских и российских военнопленных – оба государства были готовы доставить пленных до границы, после чего уже правительство страны принимало на себя заботу о своих гражданах[688]
. Но копенгагенский договор так и не вступил в силу. У венгерских коммунистов во главе с приезжавшим в Москву в июне 1920 года М. Ракоши и у советского правительства были другие планы. Они решили спасти венгерских народных комиссаров и других деятелей Венгерской советской республики 1919 года (существовавшей всего 133 дня), которым грозила тюрьма или смертная казнь в Венгрии. В годы так называемого белого террора вся надежда была на обмен военнопленных и коммунистов. Таким образом, венгерские офицеры в России были заложниками – и те, кого все еще держали в лагерях (которые со временем становились все страшнее и на языке политики стали называться концентрационными), и те, кто жил на свободе на определенной территории, официально их называли «бывшими военнопленными»[689]. Хуго Геллерт принадлежал к этой второй, более счастливой группе.Переговоры велись в г. Ревеле (ныне Таллин) и шли медленно, с длинными перерывами. 8 октября 1921 года стороны подписали договор о том, что обмен военнопленными будет происходить на территории Латвии при содействии Красного Креста. Оба правительства неохотно выполняли взаимные требования и не доверяли друг другу. Среди венгров в особенно плачевном положении были те, кто оставался в красноярском лагере до весны 1922 года[690]
. Хуго Геллерт пишет письмо – на венгерском языке, на печатном бланке American YMCA (Христианский союз молодых людей) – матери и брату 3 января 1922 года. В нем он сообщает, что они пересекли границу 1 января, сейчас находятся в Риге и через два дня отправятся в Штеттин. Дорога должна занять пять дней, оттуда они поедут в Чот – это четыре дня, а потом в Вену. Хуго просит брата встретить его там – вернее, их, ведь он женат. Через два дня он написал еще одно письмо, более подробное. Отъезд был отложен из-за спорных вопросов об обмене пленными. Из Москвы с ними ехали 15 «бывших венгров», сейчас уже чехословацких граждан, и Юнгерт[691], который в то время находился в Риге и не причислял их к венгерским заложникам. Но после того, как в лагерь приехал русский посол, представители Красного Креста и латышского правительства им обещали, что на следующий день бывшие пленные отправятся в путь. Геллерт узнал и подробности маршрута – вместо Вены они поедут в Санкт-Пьёлтен, а оттуда в Чот[692].Это второе рижское письмо содержит интересные детали. Геллерт описывает свои будни в Риге. Они живут в лагере, им не разрешается выходить в город, но условия несравнимо лучше, чем были в России. В лагере есть «американский клуб», они проводят большую часть времени там. В клубе американцы устроили два концерта, вместе с Красным Крестом раздавали подарки, женщинам – шоколад и конфеты, мужчинам – сигареты и табак. Угощали их какао и пирожными из «ослепительно белой муки». Как пишет Геллерт, значение всего этого может понять только тот, кто познал настоящий голод и два месяца ехал из Сибири в Ригу. Об этом моменте биографии Геллерта писал в своем очерке Д. Костолани, и внучка подтвердила правдивость истории – ей тоже так рассказывала бабушка: они убежали без паспорта и денег, в тридцатиградусный мороз и ехали два месяца в вагоне для скота. Так что понятно, почему письмо Геллерта содержит подробное описание пайков, которые, как он замечает, может и не отвечали довоенным потребностям, но по сравнению с российскими условиями питания это был «настоящий пир». И еще он добавляет, что после Риги в их поезде будет работать вагон-кухня Красного Креста. Это особенно важно, потому что в России им все время приходилось жить на свои деньги (то есть они убежали не совсем без денег), следовательно они почти «обанкротились». Несмотря на то, что они везли из Томска огромный запас продуктов, дорога в Ригу обошлась им в миллионы рублей, и у них осталось всего 68 тысяч. Но теперь, в Риге, они получают латышские рубли. А дальше, как им обещали, в каждом крупном городе на дороге будут организованные Красным Крестом «приемные комиссии» – там все понимают, что означает, если люди едут из России.