Изучение семантики повторяющихся элементов «русских стихов» вышеуказанных поэтов позволяет сделать вывод, что эти элементы чаще всего связаны с ощущением заточённости, одиночества, с мотивом преследования, а также с самим процессом письма. Таким образом, вырисовывается круг тем (подпитываемый, среди прочего, и собственно биографическими элементами), который, соприкасаясь – посредством поэтического языка, использования лирических масок[847]
– с вопросами самоидентификации, ставит в центр внимания именно сущность личной и национальной идентичности. Использование отсылок к персонажам, сюжетам и авторам русской литературы позволяет выстроить параллель между принятием положения меньшинства иКаталин Секе указала на разницу подходов, прослеживаемую в поэзии Бака, при которой в случае отдельных русских поэтов (Бунина, Цветаевой, Гумилева, Есенина) автора интересует только их «линия судьбы», тогда как в случае других (Ходасевич, Бродский) возникает более тесное взаимодействие между поэзией Бака и их творчеством[848]
. В «русских стихах» трансильванских лириков также можно заметить неодинаковую степень взаимодействия с понимаемым как модель судьбы «русским» историческим контекстом, вводимым в поэтическую игру именами отдельных русских писателей и их творчеством. В то же время в текстах упомянутого круга трансильванских лириков мы сталкиваемся с весьма своеобразной ситуацией, поскольку здесь фиктивные «русские» маски могут становиться персонажами и как бы мигрировать между текстовыми мирами отдельных поэтов. Таким образом, помимо тематической общности, важной особенностью «русских стихов» современной трансильванской лирики является самореферентный характер входящих в эту тематическую сеть текстов, что проявляется в свободном перемещении «сквозных персонажей» по текстовому миру, воспринимаемому как общий, принадлежащий одновременно разным поэтам. Иначе говоря, в то время как встроенные в стихи чужие текстовые элементы в целом ориентированы на преодоление границ национальной культуры и на выход в пространство мировой литературы активируются и такие интертекстуальные отношения, которые связывают в единое целое существенно более узкую группу текстов отдельных поэтов, пользующихся различными элементами русской культуры как маркерами внутригрупповой интеграции и идентичности.Так, напоминающая русскую лирическая маска начинает использоваться как условный знак, а связанные с русской литературой имена и сюжеты – как ряд таких условных знаков, позволяющих вызвать в памяти определенную историческую атмосферу и определенное мироощущение. В отличающемся единым мировоззрением поэтическом кругу лирические тексты обращаются друг к другу. Стихи, как это принято в «дружеском рондо» (выражение Андраша Ференца Ковача), функционируют как продолжение или субститут личного диалога, что нередко проявляется в адресуемых друг другу паратекстах, как это бывает в случае с поэтическими произведениями, открыто признающими свою идеологическую близость (в русской литературе яркий пример такого рода – поэзия декабристов). Связь сформированного таким образом круга поэтов, поколенческой страты, с поколением русских лириков начала XX века является уникальным явлением в венгерской литературе. Этот межпоколенческий диалог выстраивается посредством интертекстуальных перекличек. Трансильванский поэт, отсылая своего читателя – через прямые интертекстуальные отсылки или посредством поэтической игры – к классической русской литературе, одновременно предполагает знание читателем этого литературного фона и его активизацию в процессе чтения. Образованная современная публика, как в 1980-е, так и сегодня, вполне способна «расшифровать» «русский код» этих стихотворений, поскольку в венгерской книгоиздательской практике последних десятилетий высокую русскую литературу представляли именно авторы Серебряного века[849]
. Современные венгероязычные поэтыРумынии подчеркивают свою преемственность по отношению к творчеству и историческому опыту русских поэтов Серебряного века и используют их наследие для определения своей актуальной ситуации – исторической, социальной, языковой и литературной.
Глава 22
«Национальное» и «поколенческое» начало в книге Кшиштофа Варги «Гуляш из турула»: взгляд на венгрию польского писателя из поколения 1970-1980-х годов[850]