Феномен поколений в русской и венгерской литературной практике XX–XXI веков

Александр. Ты бедная, бабушка?

Фекла. Нету, нету, – отчего я бедная? Дома в деревне я сыто жила. Александр. А зачем ты из дому ушла?

Фекла. Душа велела уйти. Тут я при могиле живу.

Александр. А скажи, что у тебя на сердце лежит!

Фекла. А на сердце у меня сын родной лежит… Был у меня сын-первенец, да один он был. Взяли его в службу царскую… Осьмнадцать лет прослужил, на девятнадцатом его палками насмерть забили…

Александр. А за что палками?

Фекла. Сказывали, пред царем провинился…

Александр. А правда, провинился?

Фекла. Чего – правда? Пред царем правда, а пред матерью – другая. Да матерь-то не спросили – и палками его насмерть…

Александр. И ты терпишь – живешь?

Фекла. Терплю… Вон там он и схоронен… На вечер-то я каждый день туда хожу. Приду и песню ему спою, побаюкаю его, чтоб спал он мирно и кости его битые отдохнули. Пусть покоится!

Александр. Ты баюкаешь его?

Фекла. Баюкаю, родной, баюкаю… Как в детстве его, бывало, когда он еще в младенчестве был, колыхала я его зыбку и песню ему колыбельную певала, – так и нынче тую же песню ему напеваю…

<…>

Александр. Пойдем сейчас к нему, пойдем к твоему сыну. Спой ему песню.

Фекла. Теперь не время. Вечером надо, на долгую ночь.

Фекла уходит одна. Александр бросается на постель вниз лицом[242].

Вся сцена беседы Александра с Феклой прошита аллюзиями на семейную драму Платоновых. Образ замученного до смерти сына-первенца Феклы соотносится с сыном-первенцем писателя; за образом бесчеловечной царской власти, по приказу которой насмерть забит сын Феклы, скрыта параллель со сталинским карательным режимом. Мотив жизни при могиле, проходящий через ряд произведений Платонова и восходящий к его письмам к жене, в «Ученике лицея» приобретает особенно пронзительное звучание, что дает представление о не угасшей со временем силе скорби самого Платонова по безвременно погибшему сыну.

Сюжет «Ученика лицея» мало соотносится с биографией Пушкина. Вольное обращение с фактами жизни поэта свидетельствует об ином направлении творческого задания Платонова. Кроме исповеди Феклы, в пьесе есть еще несколько сигнальных эпизодов, указывающих на встроенную в нее реальную историю с сыном писателя. Так, в сцену прощания перед отправкой поэта в южную ссылку Платонову удалось зашифровать ситуацию ареста Платона и неудачу своих хлопот по его освобождению:

Екатерина Андреевна. Я ничего не сделала, нам не удалось. Я хотела, чтоб дело было предано забвению и вы стали опять свободны. Но государь вас не простил (с. 372).

При этом сквозным мотивом эпизода является мотив неизвестности, грозящей вечной разлукой, что выдает опасения семьи Платоновых за судьбу собственного сына:

Екатерина Андреевна. Его ушлют на юг, где живут колонисты…

Ольга Сергеева. Где колонисты? А где они живут?

Екатерина Андреевна. Не знаю, милая…

Ольга Сергеевна. И я не знаю…

Екатерина Андреевна. Я спрошу у мужа.

Ольга Сергеевна. Навсегда его, навечно ушлют? (с. 370).

В процессе развертывания сюжета мотив безвременной гибели юного героя вырастает от единичной судьбы до судьбы поколения сыновей. Эта идея, организующая подтекст пьесы, мерцает в сюжетной линии лицеистов – друзей Пушкина (рано умершего Дельвига, будущих декабристов Пущина, Кюхельбекера). Любопытно построение полилога в сцене беседы Александра с друзьями: