Феномен поколений в русской и венгерской литературной практике XX–XXI веков

Таков был неординарный выбор этого талантливого человека. Если вспомнить слова Ю.М. Лотмана, В. Рутминский «реализовал не рутинную, среднюю норму поведения, обычную для данного времени и социума, а некоторую трудную и необычную, „странную“ для других и требующую от него величайших усилий. <…> Там, где для человека рутинной нормы нет выбора и… нет поступка, для „человека с биографией“ возникает выбор, требующий действия, поступка»[373]. Так и В. Рутминский в силу унаследованных им культурных кодов не вписывался в соцреалистическую модель литераторов, его творческие интересы и потребности выходили за рамки новой системы культурной кодировки, и поэтому его поведение воспринимается как отступление от некой социально фиксированной нормы. Анализируя подобную поведенческую модель, хотелось бы связать ее со свободой выбора человека – смелым отторжением той профессиональной среды, где господствовали чуждые ему ценностные доминанты. Однако, по-видимому, у талантливого литератора так и не получилось найти для себя адекватную социальную роль. Плохую службу сослужила жизнь в провинции с ее ограниченными возможностями. Для переводчика крайне важно быть близко к объекту своего труда: текстам, авторам, издательствам, заинтересованным в литературе подобного рода. Эта болезненная тема постоянно звучит в письмах Рутминского к другу Абызову.

В упомянутом выше фонде Ю. И. Абызова в бременском архиве хранится 39 рукописных писем и 6 открыток В. С. Рутминского, датированных 1960-1980-ми годами. Обращение к этим эго-документам позволяет проникнуть за кулису внешней жизни Рутминского – к событиям потаенной ее части, ее «внутренней истории», коей обычно богат «человек с биографией»[374]. Так, преподаватель бухучета Виктор Рутминский в другой своей ипостаси, более органичной его характеру, желаниям, способностям и осознанному предназначению, являлся поэтом-переводчиком и литературоведом. Содержание переписки с университетским другом говорит не только о постоянном душевном дискомфорте человека, вынужденного заниматься не своим делом, но и о тех путях, которые ему приходилось преодолевать в поисках нужных книг, авторов, журнальных публикаций, учитывая, что интересы его были связаны прежде всего с запрещенными или замалчиваемыми поэтами, а также переводами художественных произведений, предполагающими знакомство с их авторами и договоренности с издательствами.

В письмах 1960-х – начала 1970-х годов доминирует тема переводческой деятельности. Главным стремлением В. Рутминского в это время видится желание утвердиться в качестве поэта-переводчика, и советы более успешного в этом деле товарища ему необходимы. Уральский поэт-переводчик надеялся, что друг, занимающийся профессиональной редакторской работой, а также имеющий опыт переводческого сотрудничества с разными издательствами и, что немаловажно, живущий в Риге, «поближе к Европе», поможет ему получить доступ к текстам зарубежных авторов. Особенно интересовали Рутминского, судя по письмам, переводы с польского языка. Эпистолярные материалы показывают не только будни переводческой работы, ее «кухню», трудности его «внутренней истории», подчас непреодолимые, но и увлеченность, погруженность в дело перевода, стремление к глубокому проникновению, прочувствованию чужих текстов: