Феномен поколений в русской и венгерской литературной практике XX–XXI веков

Очевидно, что, будучи неотъемлемой частью темы судьбы поколения, тема судьбы поэтического поколения постоянно расширяет свои границы, что отчетливо проявляет себя в «Северных элегиях», в которых с наибольшей ясностью, глубиной и цельностью (хотя и создавались они на протяжении сорока лет) воплощена мысль Ахматовой об ужасе и силе «бега времени», мысль, в рамках которой «мы» как знак слиянности несет особую нагрузку – общности бессилия перед лицом «равнодушной природы» и «красотой вечности»:

Но тикают часы, весна сменяет
Одна другую, розовеет небо,
Меняются названья городов,
И нет уже свидетелей событий,
И не с кем плакать, не с кем вспоминать.
И медленно от нас уходят тени,
Которых мы уже не призываем,
Возврат которых был бы страшен нам.
И, раз проснувшись, видим, что забыли
Мы даже путь в тот дом уединенный,
И, задыхаясь от стыда и гнева,
Бежим туда, но (как во сне бывает)
Там все другое: люди, вещи, стены,
И нас никто не знает – мы чужие.
Мы не туда попали… Боже мой!
И вот когда горчайшее приходит:
Мы сознаем, что не могли б вместить
То прошлое в границы нашей жизни,
И нам оно почти что так же чуждо,
Как нашему соседу по квартире,
Что тех, кто умер, мы бы не узнали,
А те, с кем нам разлуку Бог послал,
Прекрасно обошлись без нас – и даже
Все к лучшему…

(Шестая элегия (Есть три эпохи у воспоминаний…), 1945)[436]

Однако при всем трагизме неотвратимости забвения и неостановимости «бега времени» в приведенном фрагменте-примере «беспощадного интеллектуализма поэзии Ахматовой» (определение Д. Самойлова) столь же отчетливо звучит и беспощадная ирония поэта, которой особо окрашены и творчество, и творческое поведение поздней Ахматовой. Так, зафиксировано два варианта автобиографического вписывания Ахматовой себя в свое время и в свое поколение, выполненные в противоположных модусах: официальном – «Я родилась 11 (23) июня 1889 года под Одессой…» (фрагмент «Коротко о себе»)[437]; личностно-ироничном – «Я родилась в один год с Чарли Чаплином, „Крейцеровой сонатой“ Толстого, Эйфелевой башней и, кажется, Элиотом» (фрагмент «Будка»)[438].

Поздняя Ахматова, одной из главных ценностей которой оказывается память, в какой-то мере побеждает время («время – прочь, и пространство – прочь») горько-ироничным приемом обнажения повторяемости и, как следствие, незавершенности жизни, судьбы, поэзии, которые вновь и вновь являют себя в новых поколениях. В этом смысле творческое поведение Ахматовой и ее поэзия существенно корректируют русскую традицию осмысления судьбы каждого поэтического поколения как исключительно трагичного, что прямо отсылает к ее поэтической концепции непобеждаемости поэтического слова.

* * *

В 1965 году, на церемонии чествования в театре Шелдон (Оксфорд) в связи с присвоением звания почетного доктора, Анна Ахматова была названа «русской Сафо», той, «чьи стихи знали наизусть три поколения»[439]. Важно, что речь идет о поколениях, судьба которых была определена разными, но отчетливо явленными в отечественной истории эпохами, каждая из которых характеризуется собственной интонацией и характером. Именно поэтому genius temporis каждой из них могли быть, скорее, противопоставлены друг другу. Тем не менее, Ахматова во многом стала «образом века своего», эмблемой каждого из периодов, определяющих характер поколений XX века – старших и младших современников поэта: Серебряный век, страшные годы террора и войны, «вегетарианские времена» 1960-х годов. Не случайно, характеризуя воспоминания об А. Ахматовой, Д. Лихачев замечает, что они освещают не только ее личность, сборник мемуаристов разных поколений посвящен «не только ей: он о ее эпохах, а пережила она их несколько, и очень несхожих»[440].

Очевидно, особое место Ахматовой в «русском поэтическом алфавите» (И. Бродский) позволило А. К. Жолковскому при анализе характера восприятия ее личности и судьбы на протяжении десятилетий емко сформулировать свойство поэта отражаться во множестве зеркал[441] (и при жизни, и даже после смерти): «Либералам дорог ее оппозиционный ореол, верующим – православие, патриотам – русскость, прокоммунистам – чистота анкеты от антисоветских акций, монархистам – ее имидж императрицы и вся ее имперско-царскосельская ностальгия, мужчинам – женственность, женщинам – мужество»[442].