Читаем «Филологическая проза» Андрея Синявского полностью

Ахроническая композиция «В тени Гоголя», начатая с «Эпилога» (то есть со смерти Гоголя) и пронизанная мыслью о возвращении Гоголя в «Выбранных местах…» к самому себе (о предсмертном возвышении Гоголя), позволяет Синявскому-Терцу «от обратного» взглянуть на тексты писателя, с точки зрения уже известного будущего осмыслить пока (в ходе анализа) еще не осознанное настоящее. Обратная перспектива (респектива) исследования позволяет Синявскому-Терцу не столько выдвигать гипотезы, сколько склоняться к умозаключениям, двигаться не в русле временной хроники, а вопреки ей – ретроспективно.

Синявский-Терц, кажется, поступает алогично. Но логика его научного изыскания продуктивна и осмысленна (намеренна). Взгляд «из будущего», с позиции всезнания дает исследователю право (и возможность) сопоставлять разновременные факты и события в жизни и творчестве Гоголя не эволюционно, но революционно, не последовательно, но стадиально. «Параллельные» планы обеспечивают Синявскому-Терцу стереоскопию видения, глубину макропроекции.

Между тем в традиции классического литературоведения уже в начале изыскательской практики текст первого из выделенных для анализа произведений – «Ревизор» – помещается Синявским-Терцем в рамки литературной преемственности: исследователем изначально устанавливается связь гоголевской комедии с «Недорослем» Д. Фонвизина и «Горем от ума» А. Грибоедова (точнее – на их фоне констатируется отход от устаревшего к 30-м годам XIX века комедийного канона).

Синявский: «…комедия – меньше, чем в два месяца, – выскочила из-под пера, рядом с ней другие, виднейшие творения отечественной комедиографии – “Недоросль” и “Горе от ума” – смотрели мрачнее трагедии. Так и назвал их Гоголь – трагедиями, <…> бесконечно дивясь, до чего ж неуклюжи, бесформенны и нисколько не смешны эти основоположники русской комедии по сравнению с “Ревизором”» (с. 66).

С одной стороны, как квалифицированный ученый Синявский расчищает «схему», встроенную в «Ревизор» из прошлого века, – комедия опирается на знаменитое классическое «триединство» (единство места, времени, действия) (с. 68), в ней репрезентированы устойчивые фабульные узлы-коллизии, прослеживаются линии знакомых сюжетных «интриг» (с. 68) – и на этом пути нарратор выходит на мысль о несомненной близости Гоголя предшествующей традиции, «…в проекции, в схеме, эта комедия восходит к той же традиционной, из восемнадцатого века, канве (с которой Гоголь был прочно связан), откуда повелись и Фонвизин, и Грибоедов со своим ревизором Чацким, и множество других ревизоров, прокуроров, резонеров, приезжающих в собрание плутов и дураков, с тем чтобы всех распекать, выводя на чистую воду, к большому удовольствию зрителей» (с. 67).

Однако, с другой стороны, «нетрадиционный» исследователь позволяет себе увидеть новизну (новаторство) Гоголя, но не в том направлении, которое предлагала советская наука:

«Замените в “Недоросле” Правдина – Вральманом, у Грибоедова вместо Чацкого поставьте Загорецкого, и вы получите почти готовый гоголевский “Ревизор”. Гоголь произвел эту простую замену и вместо ревизора привез в город враля, болтуна, словоохотливого “резонера” в кавычках, от которого вся комедия зажглась, заиграла красками, забродила кровью нового, не верящего в добродетели века и в этом смысле стала менее “Ревизором”, чем “Недоросль” Фонвизина и “Горе от ума” Грибоедова» (с. 67). Смелые «перестановки» и знаменитые «перевертыши» позволяют Синявскому-Терцу под иным углом зрения взглянуть на классические произведения русской литературы и их «внутреннюю связь» с «Ревизором» обнаружить на другом уровне.

Тип центрального героя комедии XVIII века – герой-резонер[169] – по Синявскому-Терцу, остается в фокусе гоголевской комедии. Однако у Гоголя это резонерствующий герой «в обратном, минусовом значении» (с. 67), «перевертыш» (с. 67). По Синявскому, «…лже-ревизор Хлестаков оказался ключом, от завода которым (в обратную сторону) “Ревизор” играет, наподобие чудесной шарманки, исполняющей административный мотив с бурностью польки-мазурки, или, вернее, в более гибком, изысканном, хотя, может быть, и чуточку старомодном, упоительно капризном, порхающем ритме менуэта» (с. 67; выд. нами. – О. Б., Е. В.).

Перейти на страницу:

Все книги серии Петербургская филологическая школа

«Филологическая проза» Андрея Синявского
«Филологическая проза» Андрея Синявского

На материале книг Абрама Терца (Андрея Синявского) «Прогулки с Пушкиным» и «В тени Гоголя» в работе рассмотрены основные стратегии повествования, осуществленные писателем-филологом-экспериментатором. Авторы демонстрируют, что терцевская наррация не просто опосредована приемами канонической «филологической прозы», но и заслуживает пристального внимания специалистов-филологов, пушкинистов и гоголеведов. Маркерами аналитической дискурсивности Синявского-Терца становятся характерологические признаки строгого научного исследования: композиционное членение, выдвижение исследовательской цели и задач, освещение истории вопроса, избрание методики анализа и др., но главное – Терц-Синявский живо и нетрадиционно подходит к восприятию творчества Пушкина и Гоголя и предлагает неожиданные интерпретации, демонстрирует остроту мысли и свежесть взгляда. Опыт Синявского, ученого-исследователя, защитившего диссертацию в МГУ, работавшего в ИМЛИ АН СССР, читавшего лекции в МГУ и Студии МХАТ, послужили рождению своеобразного филологического изыскания, неординарного и мыслеемкого. «Свободная» манера изложения служит Терцу эффективным средством разрешения острых вопросов отечественной пушкинистики и современного гоголеведения, мысль писателя-исследователя привлекает внимание своей неординарностью и остротой.Издание предназначено не только для специалистов-филологов, но и для всех интересующихся историей развития русской литературы XIX-XXI вв., ищущих ответы на сложные вопросы, предложенные русской классикой.В формате PDF A4 сохранен издательский макет книги.

Елизавета Алексеевна Власова , Ольга Владимировна Богданова

Литературоведение

Похожие книги

Психодиахронологика: Психоистория русской литературы от романтизма до наших дней
Психодиахронологика: Психоистория русской литературы от романтизма до наших дней

Читатель обнаружит в этой книге смесь разных дисциплин, состоящую из психоанализа, логики, истории литературы и культуры. Менее всего это смешение мыслилось нами как дополнение одного объяснения материала другим, ведущееся по принципу: там, где кончается психология, начинается логика, и там, где кончается логика, начинается историческое исследование. Метод, положенный в основу нашей работы, антиплюралистичен. Мы руководствовались убеждением, что психоанализ, логика и история — это одно и то же… Инструментальной задачей нашей книги была выработка такого метаязыка, в котором термины психоанализа, логики и диахронической культурологии были бы взаимопереводимы. Что касается существа дела, то оно заключалось в том, чтобы установить соответствия между онтогенезом и филогенезом. Мы попытались совместить в нашей книге фрейдизм и психологию интеллекта, которую развернули Ж. Пиаже, К. Левин, Л. С. Выготский, хотя предпочтение было почти безоговорочно отдано фрейдизму.Нашим материалом была русская литература, начиная с пушкинской эпохи (которую мы определяем как романтизм) и вплоть до современности. Иногда мы выходили за пределы литературоведения в область общей культурологии. Мы дали психо-логическую характеристику следующим периодам: романтизму (начало XIX в.), реализму (1840–80-е гг.), символизму (рубеж прошлого и нынешнего столетий), авангарду (перешедшему в середине 1920-х гг. в тоталитарную культуру), постмодернизму (возникшему в 1960-е гг.).И. П. Смирнов

Игорь Павлович Смирнов , Игорь Смирнов

Культурология / Литературоведение / Образование и наука