«Филологическая проза» Андрея Синявского

Синявскому-Терцу достает наблюдательности, чтобы связать природу легкости гоголевской комедии с французским театром – сопоставить с «плутами Бомарше» и «эскападами Лопе де Вега» (с. 68), проследить по-французски «пружинистое продвижение действия» (с. 69) гоголевской комедии. Однако (в отличие от французских комедиографов), как показывает Синявский-Терц, Гоголь успешно избегает традиционной любовной интриги – отказывается от знаменитого и обязательного «сговора невесты» (в том числе традиционного и для «Недоросля», и для «Горя от ума», с образом их героинь Софий, с их традиционными (тремя) претендентами на руку «невесты»). Синявский высоко оценивает талант Гоголя, сумевшего обойтись без «типично комедийной пружины с острой любовной прожидью, которая так ловко вертела всей европейской сценой, сообщая ей бездну энергии, динамики и изящества»: «Гоголь и без любви добился всех тех отличий, которые заграница добывала любовной наживкой» (с. 69). Пратекстуальный канон, как показывает Синявский-Терц, успешно преодолевается Гоголем, творя своеобразие новой комедийной классики.

Характер повествования (изложения материала) – вольного и неакадемичного – кажется, не должен быть свойствен научной наррации. Между тем в самой сути наблюдений Синявского-Терца сохраняется профессиональный градус научного изыскания, предлагающего к осмыслению точные и аналитичные наблюдения. Несмотря на то что современные критики утверждают: «Эти особенности терцевского текста позволяют нам причислить его к жанру эссе» – им приходится согласиться: «…порой он [текст] тяготеет к классическому литературоведческому исследованию, научной монографии»[170].

Форма повествования, к которой прибегает Синявский-Терц, только на первый взгляд может показаться вненаучной. По утверждению В. Колоновского, Синявский-Терц – специалист высокого уровня и широкой эрудиции: «Вы не просто читаете его книги. Вы вычленяете исторические параллели, ассоциативные связи, замечаете неожиданные стилистические обороты и гротескные аллюзии, расшифровываете автобиографические эпизоды. Чтобы понимать Синявского, надо обладать знаниями историка, навыками детектива и упорством Сизифа»[171].

Артистизм повествовательной манеры Синявского-Терца не должен отвлечь от сути неожиданных для традиционной отечественной гоголевианы серьезных интерпретаций, которые предлагает исследователь. В этом плане обращает на себя внимание аналитика сюжетной коллизии «Ревизора», понимание особости и самобытности гоголевской комедийной конфликтности. По Синявскому-Терцу, «у Гоголя, по русским обычаям, сюжет заполнен всецело общественным интересом, не оставляющим места иного рода страстям» (с. 69). С точки зрения исследователя и очень по-гоголевски, это «национальная наша черта – привязанность не к личным причинам, но к устремлениям общества» (с. 69). Свобода нарративной манеры не отвлекает от убедительности того, что «сюжет, подсказанный Пушкиным, как и просил Гоголь, [действительно] оказался чисто русской, принципиально русской закваской» (с. 70).

Не признать эту особенность русской драмы (шире – поэзии) нельзя: неслучайно едва ли не в каждой русской пьесе должен быть актуализирован общественный и гражданский аспекты (ракурсы), социальная драма (как известно) – одна из самых устойчивых жанровых разновидностей русского театра (драма социально-психологическая, социально-философская, социально-публицистическая, социально-политическая и др.). При этом, подмечая таковую особенность, Синявский не абсолютизирует ее: «…административный восторг принимает в “Ревизоре” гривуазную даже форму. В изгибах Городничего, в готовности Бобчинского бежать “петушком” за дрожками, в податливом словце “лабардан-с” есть что-то от любовной истомы» (с. 69). По Синявскому, «падкость дочери и жены Городничего на заезжего инкогнито имеет в своей основе общественный интерес, как и его, Хлестакова, амурные заходы, авансы. Тому эротика дарит лишний шанс порисоваться в занимаемой должности» (с. 69). И, кажется, фривольная, но очень точная обобщающая сентенция: «Под юбки он залезает не ловеласом, но ревизором» (с. 69) – итожит размышление о структуре комедийного сюжета.

Несмотря на поэтический слог, к которому нередко прибегает Синявский-Терц[172] (огромные стилистические периоды, обилие и протяженность рядов однородных членов, риторические конструкции, перебивки речи, парцелляция и проч.), исследователь пошагово, последовательно раскрывает «механизм» (с. 71) комедийной интриги и в «более научных» (с. 71) стратегиях подводит к выявлению своеобразия гоголевского текста. Так, Синявский не оговаривает известный литературоведению факт рождения реалистической комедии в ЗО-е годы XIX века (в том числе с участием театра Гоголя), однако он ярко и образно подводит к пониманию этого принципиально важного историко-теоретического факта – инклюзия реалистической комедии, ее абриса прочерчивается в тексте.