Философическая история Человеческого рода или Человека, рассмотренная в социальном состоянии в своих политических и религиозных взаимоотношениях, во

Войны одной нации с другой больше никогда не смогут иметь места по честолюбивым мотивам или из собственной выгоды, ибо эти мгновенно разоблаченные мотивы навлекут на неугомонную нацию объединенные силы других наций. Впрочем, нравственность и аморальность вещей будет в ведении Верховного Понтифика, а посему достаточно, чтобы война была им объявлена аморальной, и тогда у нации, желавшей ее предпринять, не найдется необходимых орудий для этого. Единственно возможными войнами станут вынужденные войны с внешними врагами, если Европа их будет иметь, или с вероломными нациями, вполне безумными, чтобы взбунтоваться, или освятить преступления узурпатора или тирана. Так осуществится великолепная идея Священного Союза. Эта идея, весьма достойная величия августейшего монарха, который ее принял, не могла ограничивать данными ей дипломатическими рамками по той причине, что одна политика определила эти рамки, где отсутствовала вовсе Человеческая воля и где одна Судьба, хотя и действовавшая от имени Провидения, не могла заменить две силы, одинаково отказавшие ей в своей поддержке.

Призывая Провидение в правительства, признавая в них три принципа, и, следовательно, три Палаты вместо двух, как по волшебству, будет видно возрождение трех Сословий древних Кельтов, о которых Готы, свирепые приверженцы Одина, осевшие на обломках Римской империи, имели только до грубости слабое и лишенное жизни представление. Три палаты будут реально содержать в себе национальные Генеральные Штаты, представляя собой образ трех вселенских Сил, единое могущество которых преломится на неприкосновенной и священной личности Короля. Сверху над этим мощным политическим единством будет возвышаться Верховный Понтифик, охватывая большое число политических единств в своем интеллектуальном единстве и пребывая в священном граде, который бы все нации, подчиненные его понтификальной власти, договорились бы свято чтить. Нарушение неприкосновенности сего и территориальной целостности сего священного града будет считаться одним из самых омерзительных бесчестий и чудовищных преступлений. Всякий, кто осмелится, вооружившись, со злым намерением пересечь мирные границы, будет подвержен анафеме и обращен в проклятие Человеческого рода. Именно на поклонении, оказываемом священному вождю, как представителю Провидения, основывается весь Социальный порядок. Почитание, воздаваемое Королю, и послушание судам, говорящим от имени гражданского Закона, следуют только после. Если поклонения Понтифику недостает в Империи, значит, недостает всего; уважение к Властителю вскоре исчезнет, и послушание удалиться и ускользнет. Тогда обязана проявить себя сила; но сила оружие обоюдоострое, которое всегда может ранить тех, кто ей служит.

После назначения Верховного Понтифика, самым значительным делом станет выбор града, где должен будет пребывать августейший религиозный вождь. Необходимо, чтобы сей град по единодушному согласию был бы провозглашен святым и неприкосновенным, дабы в нем стал слышен голос Провидения, и никогда бы здесь ни неизбежность Судьбы, ни свобода Воли не смогли бы нарушить провиденциального влияния.

Боящийся чего-либо Верховный Понтифик есть ничто. Он презрен, когда может сказать, будто страшился какой-нибудь вещи, кроме БОГА или Провидения, от него исходящего. Сам монарх никогда не должен быть ни в чем удерживаем. Он не должен никогда говорить о том, что с ним это случалось, ибо этого не может никогда быть. Если в весьма грозных обстоятельствах окажется, что Человеческая воля подавляет в нем Судьбу, то он должен умереть, но не согнуться. Когда он остерегается признавать судей, то он их не имеет, кроме Верховного Понтифика, от чьего имени происходят иные духовные или светские особы, от чьей власти они мгновенно считаются облеченными, являясь лишь его первыми подданными. Впрочем, их личности вовсе не обладают неприкосновенностью, которую имеет Король. Они не суть таковы, поскольку сами по себе не составляют единства, хотя Король собой его образует. Единство, образуемое Верховным Понтификом, станет выше королевского, и личность этого представителя Провидения будет не только неприкосновенной, но и передающей неприкосновенность всему тому, что он пожелает сделать неприкосновенным.