Читаем Философия освобождения полностью

Большое множество простых умовЖивет постройкой карточных домов,Хотя при жизни даже самый стойкийДоводит редко до конца постройку!Гёте. (Перевод Н. А. Холодковского)

Категории модальности ничего не вносят в завершение опыта.

Особенностью категорий модальности является то, что они не завершают понятие, к которому они являются предикатами.

Поэтому для полноты картины я перечисляю постулаты эмпирического мышления только в соответствии с их формулировками.

– То, что согласуется с формальными условиями опыта (согласно представлению и понятиям), является возможным.

– То, что связано с материальными условиями опыта (ощущениями), на самом деле является.

– Чья связь с реальным определяется в соответствии с общими условиями опыта, обязательно является (существует).


Обращаясь теперь к аналогиям опыта, первый вопрос, который возникает: чему они нас учат? Они учат нас, что, как соединение частичных идей в объекты является работой интеллекта, так и соединение этих объектов между собой осуществляется интеллектом. Три динамических отношения: ингерентность, следствие и композиция, имеют только одно значение через и для человеческого интеллекта.

Кант холодно и спокойно рисует последствия, вытекающие из этого.

Все явления находятся в непрерывной связи по необходимым законам и, следовательно, в трансцендентном родстве, из которого эмпирическое является простым следствием.

(Kk. I. 649.)

Порядок и закономерность в явлениях, которые мы называем природой, мы привносим в нее сами, и не смогли бы найти их в ней, если бы мы или природа нашего разума не заложили их в нее изначально.

(ib. 657.)

Каким бы преувеличенным, каким бы абсурдным ни было утверждение, что интеллект сам является источником законов природы, такое утверждение, тем не менее, верно и соответствует объекту, а именно опыту.


Разум не черпает свои законы из природы, а предписывает их ей.

(ib. 658.)


И вот, в конце трансцендентальной аналитики мы стоим еще более удрученные, чем в конце трансцендентальной эстетики. Последняя снабжала понимание частичными представлениями о внешнем виде =0; в последней понимание перерабатывало эти частичные представления в иллюзорные объекты, в иллюзорный нексус. В подобии чувственности понимание, благодаря

соединению, несет новое подобие. Призрачность внешнего мира невыразимо ужасна. Безропотный мыслящий субъект, который, как предполагается, является инициатором всей фантасмагории, изо всех сил сопротивляется обвинению, но уже звуки сирены «всеразрушителя» оглушают его, и он цепляется за последнюю соломинку – самосознание. Или это тоже лишь притворство и иллюзия?

Трансцендентальная аналитика должна использовать в качестве своего кредо надпись над вратами ада:

Отбросьте надежду, всяк сюда входящий.

Но нет! Шопенгауэр сказал: «Кант, возможно, самый оригинальный ум, который когда-либо производила природа»; я вычеркну «возможно» из полной убежденности, и многие сделают то же самое. То, что написал такой человек, с такой большой затратой проницательности, что это может быть насквозь, до самых корней, не может быть неправильным. И это действительно так. Можно обратиться к любой странице трансцендентальной аналитики, и всегда можно найти синтез многообразия и времени: они являются неразрушимой короной на трупе категорий, как я покажу.

Теперь мое самое неотложное дело – доказать на основе отрывков трансцендентальной аналитики, которые я намеренно оставил нетронутыми, что бесконечное пространство и бесконечное время не могут быть формами нашей чувственности.


Перейти на страницу:

Похожие книги

Очерки античного символизма и мифологии
Очерки античного символизма и мифологии

Вышедшие в 1930 году «Очерки античного символизма и мифологии» — предпоследняя книга знаменитого лосевского восьмикнижия 20–х годов — переиздаются впервые. Мизерный тираж первого издания и, конечно, последовавшие после ареста А. Ф. Лосева в том же, 30–м, году резкие изменения в его жизненной и научной судьбе сделали эту книгу практически недоступной читателю. А между тем эта книга во многом ключевая: после «Очерков…» поздний Лосев, несомненно, будет читаться иначе. Хорошо знакомые по поздним лосевским работам темы предстают здесь в новой для читателя тональности и в новом смысловом контексте. Нисколько не отступая от свойственного другим работам восьмикнижия строгого логически–дискурсивного метода, в «Очерках…» Лосев не просто акснологически более откровенен, он здесь страстен и пристрастен. Проникающая сила этой страстности такова, что благодаря ей вырисовывается неизменная в течение всей жизни лосевская позиция. Позиция эта, в чем, быть может, сомневался читатель поздних работ, но в чем не может не убедиться всякий читатель «Очерков…», основана прежде всего на религиозных взглядах Лосева. Богословие и есть тот новый смысловой контекст, в который обрамлены здесь все привычные лосевские темы. И здесь же, как контраст — и тоже впервые, если не считать «Диалектику мифа» — читатель услышит голос Лосева — «политолога» (если пользоваться современной терминологией). Конечно, богословие и социология далеко не исчерпывают содержание «Очерков…», и не во всех входящих в книгу разделах они являются предметом исследования, но, так как ни одна другая лосевская книга не дает столь прямого повода для обсуждения этих двух аспектов [...]Что касается центральной темы «Очерков…» — платонизма, то он, во–первых, имманентно присутствует в самой теологической позиции Лосева, во многом формируя ее."Платонизм в Зазеркалье XX века, или вниз по лестнице, ведущей вверх" Л. А. ГоготишвилиИсходник электронной версии: А.Ф.Лосев - [Соч. в 9-и томах, т.2] Очерки античного символизма и мифологииИздательство «Мысль»Москва 1993

Алексей Федорович Лосев

Философия / Образование и наука