Читаем Философия освобождения полностью

Путаница между природной силой и причиной столь же часта, сколь и губительна для ясности мышления. Даже кажется, что до меня эти понятия никогда не разделялись в чистом виде, как бы это ни было необходимо.

(О четверояком корне достаточного основания. 45.)

Истина заключается в том, что вещи сами по себе, без воображаемого посредника, действуют друг на друга, и эта их действенность может быть признана субъектом только в силу идеальной причинности. Только по отношению к субъекту действующая сила называется причиной, а состояние другой силы, вызванное ею, – следствием.


Разделение причин на: Причины в более узком смысле, стимулы и мотивы не совсем корректны. Шопенгауэр говорит:

Истинное и существенное различие между неорганическим телом, растением и животным основано на трех различных формах причинности: причина в самом узком смысле, стимул и мотив.

(О четверояком корне достаточного основания. 45.)

Причина в самом узком смысле – это то, согласно чему изменения происходят исключительно в неорганической сфере, то есть те эффекты, которые являются предметом механики, физики и

химии. Только в этом случае действует третий основной закон Ньютона: эффект и контрэффект равны друг другу.

(О четверояком корне достаточного основания. 46.)

Второй формой причинности является стимул: он доминирует над органической жизнью как таковой, то есть жизнью растений, и вегетативной, следовательно, бессознательной частью животной жизни, которая как раз и является жизнью растенийЭффект и контрэффект не

равны друг другу, и ни в коем случае интенсивность эффекта не следует через все степени за интенсивностью причины: напротив, усиливая причину, эффект может даже превратиться в свою противоположность.

Третьей формой причинности является мотив: под ним он направляет реальную жизнь животных.

Способ действия мотива заметно отличается от действия стимула: эффект последнего может быть очень кратким, более того, он должен быть только мгновенным; в то время как стимул всегда требует контакта, часто даже инвагинации, но всегда определенной

продолжительности.

(О четверояком корне достаточного основания. 46.)

Прежде всего, я возражаю против того, что причина в самом узком смысле не доминирует исключительно в неорганической сфере. В очень многих явлениях, описываемых физикой и химией, эффект и контрэффект – не одно и то же. Часто два вещества могут соединиться только тогда, когда они возникают из другого соединения и находятся как бы в состоянии возбужденного сродства, как водород и мышьяк. Если ртуть нагреть до 340°, она соединяется с кислородом и образует оксид ртути; но при 360° снова происходит разложение. Причина здесь

была увеличена, но эффект получился обратным. Тепло размягчает воск, делает глину твердой и так далее. Только в области механики эффект и контрэффект всегда одинаковы.

Во-вторых, мотив – это, конечно, только стимул. Существует либо реальный контакт, через свет, либо идеальный, через воображение или память. В любом случае, мотив, даже если он исчезает сразу после восприятия, действует только до тех пор, пока он существует, и поэтому должен иметь ту же продолжительность, что и стимул.

То, что существует такое резкое различие между причиной, стимулом и мотивом, как было сказано выше, было, кстати, опровергнуто самим Шопенгауэром. Он говорит:

Перейти на страницу:

Похожие книги

Очерки античного символизма и мифологии
Очерки античного символизма и мифологии

Вышедшие в 1930 году «Очерки античного символизма и мифологии» — предпоследняя книга знаменитого лосевского восьмикнижия 20–х годов — переиздаются впервые. Мизерный тираж первого издания и, конечно, последовавшие после ареста А. Ф. Лосева в том же, 30–м, году резкие изменения в его жизненной и научной судьбе сделали эту книгу практически недоступной читателю. А между тем эта книга во многом ключевая: после «Очерков…» поздний Лосев, несомненно, будет читаться иначе. Хорошо знакомые по поздним лосевским работам темы предстают здесь в новой для читателя тональности и в новом смысловом контексте. Нисколько не отступая от свойственного другим работам восьмикнижия строгого логически–дискурсивного метода, в «Очерках…» Лосев не просто акснологически более откровенен, он здесь страстен и пристрастен. Проникающая сила этой страстности такова, что благодаря ей вырисовывается неизменная в течение всей жизни лосевская позиция. Позиция эта, в чем, быть может, сомневался читатель поздних работ, но в чем не может не убедиться всякий читатель «Очерков…», основана прежде всего на религиозных взглядах Лосева. Богословие и есть тот новый смысловой контекст, в который обрамлены здесь все привычные лосевские темы. И здесь же, как контраст — и тоже впервые, если не считать «Диалектику мифа» — читатель услышит голос Лосева — «политолога» (если пользоваться современной терминологией). Конечно, богословие и социология далеко не исчерпывают содержание «Очерков…», и не во всех входящих в книгу разделах они являются предметом исследования, но, так как ни одна другая лосевская книга не дает столь прямого повода для обсуждения этих двух аспектов [...]Что касается центральной темы «Очерков…» — платонизма, то он, во–первых, имманентно присутствует в самой теологической позиции Лосева, во многом формируя ее."Платонизм в Зазеркалье XX века, или вниз по лестнице, ведущей вверх" Л. А. ГоготишвилиИсходник электронной версии: А.Ф.Лосев - [Соч. в 9-и томах, т.2] Очерки античного символизма и мифологииИздательство «Мысль»Москва 1993

Алексей Федорович Лосев

Философия / Образование и наука