Философия освобождения

Все еще находясь целиком в области мира как концепции, я нашел, так сказать, формы вещи в себе: индивидуальность и реальное развитие, а также строго отделил силу от материи, и истина на моей стороне. Столь же необоснованным и широко распространенным в философии со времен Канта является мнение, что развитие есть понятие времени, следовательно, возможно только через время (это то же самое, как если бы я хотел сказать: всадник несет лошадь, корабль несет поток); точно так же расширение есть понятие пространства, следовательно, возможно только через пространство, что все равнозначно приведению времени и пространства в причинную связь с движением и индивидуальностью. Все честные эмпирики должны решительно выступить против этой доктрины, поскольку только глупцы могут отрицать реальное развитие вещей и их строгое бытие-для-себя, а на основе эмпирического идеализма естественные науки совершенно невозможны. С другой стороны, однако, мыслитель, проникший в доктрину Канта, уже не способен верить в мир, абсолютно независимый от субъекта. Чтобы спастись от этой дилеммы, Шеллинг придумал тождество идеального и реального, которое Шопенгауэр должным образом отверг словами:

Шеллинг поспешил провозгласить свое собственное изобретение, абсолютное тождество субъективного и объективного, или идеального и реального, что равносильно тому, что все, что редкие умы, такие как Локк и Кант, разделили с невероятным усилием изобретательности и мысли, теперь должно быть снова слито в пюре этого абсолютного тождества.

(Parerga und Paralipomena, I. 104.)

Единственный путь, на котором реальное можно было отделить от идеального, был тот, который выбрал я. Препятствием на пути к нему было ошибочное предположение, что пространство и время являются чистыми априорными концепциями, ничтожность которых я должен был сначала доказать.

Моя теория есть не что иное, как теория идентичности. Отделение материи от силы достаточно убедительно доказывает это. Но кроме того, существует фундаментальное различие между законом причинности и действенностью вещей; между пространством, этой способностью расходиться на неопределенное расстояние в соответствии с тремя и вполне определенная индивидуальность. Тождественно ли время, эта мера всех развитий, самому развитию силы? И так далее.

Пространство и время, согласно великому учению Канта, идеальны; индивидуальность и движение, без допущения которых невозможны ни естествознание, ни философия без противоречий, напротив, реальны. Последние имеют лишь цель их распознавания. Без субъективных форм нет восприятия внешнего мира, а есть стремящиеся, живые, желающие индивидуальные силы.

Давно пора прекратить спор между реализмом и идеализмом. Уверенность Канта в том, что его трансцендентальный идеализм не отменяет эмпирическую реальность вещей, проистекает из полного самообмана. Вещь сама по себе, которая, как видимость, заимствует свое протяжение и движение непосредственно из чистых представлений пространства и времени, не имеет реальности. Это стоит прочно. Шопенгауэрианский критический идеализм Канта, который я восстановил в его основах, напротив, оставляет совершенно нетронутыми протяжение и движение вещей и лишь утверждает, что объект отличается от вещи в себе материей, в том, однако, что способ возникновения силы обусловлен субъективной формой материи.

Поскольку для Канта вещь в себе была совершенно неизвестной =x, к которой он не имел ни малейшего отношения последовали абсурдные выводы из чистых представлений о пространстве и времени.

Мы можем говорить о пространстве только с точки зрения человека.

Действующий субъект, в соответствии со своим разумным характером, не выдержит никаких условий времени; ведь время – это только условия видимости, но не вещей самих по себе. В нем никакое действие не возникало бы и не исчезало; следовательно, он также не был бы подвержен закону определения всего времени, всего изменчивого.

(Kk. 421.)

С другой стороны, у Шопенгауэра, которому приходилось постоянно заниматься вещью-в- себе (волей), они празднуют свои сатурналии почти на каждой странице его произведений.