Читаем Философия освобождения полностью

Основной чертой моего учения, противопоставляющей его всему, что когда-либо существовало, является полное отделение воли от познания, оба эти понятия все предшествовавшие мне

философы рассматривали как неразделимые, более того, волю как обусловленную познанием, которое является основной субстанцией нашего духовного существа, и даже в основном как простую функцию его.

Но здесь он вступил на скользкий путь, поскольку недостаточно глубоко постиг суть познания животных, как я покажу через минуту.

Об этом говорится в том же письме, стр. 3:

Познание и его субстрат, интеллект, – явление, совершенно отличное от воли, лишь вторичное, сопровождающее только высшие ступени объективации воли;

Мир как воля и представление.) II. 531.

Познание – это принцип, изначально чуждый воле и добавленный к ней.

Но и здесь истина оказалась сильнее философа, борющегося с ней. Ему пришлось признаться, сначала с иносказаниями:

В нервной системе воля объективируется лишь косвенно и вторично.

(Мир как воля и представление. II. 289.)

Так, воля к познанию, рассматриваемая объективно, – это мозг; воля к ходьбе, рассматриваемая объективно, – это ноги; воля к пищеварению – желудок; воля к хватанию – рука; воля к порождению – гениталии и так далее.

(Мир как воля и представление. II. 293.)

Сам по себе и вне воображения, мозг также, как и все остальное, является волей.

(Мир как воля и представление. II. 309.)

Фатальное противоречие! Ведь эстетика Шопенгауэра отчасти построена на первом взгляде, который так абсолютно опровергается в последних отрывках. Поэтому это противоречие само по себе наносит ему почти смертельную рану.

Истинное положение вещей, как я показал в своей философии, вкратце таково. Движение (внутреннее движение, драйв, развитие) необходимо для воли к жизни. Она проявляется в виде эффективности. Неподвижная воля – это contradictio in adjecto. Жизнь и движение – тождественные и чередующиеся понятия. В неорганическом царстве движение индивида целостно и нераздельно, потому что воля едина. В органической сфере, напротив, движение является результирующим, поскольку воля разделила себя, отделила от себя органы. У животного разделение происходит таким образом, что одна часть разделенного движения снова разделилась на движущуюся и неподвижную части. У животного разделение таково, что одна часть разделенного движения снова разделилась на движущееся и движимое, на раздражимость и чувствительность, которые, соединяясь и затем соединяясь с неразделенным частичным движением, составляют все движение, как оно равномерно происходит в неорганическом царстве. Частью чувственности, а значит, феноменом движения, является дух. В зависимости от того, разделилась ли большая или меньшая часть движения на движущееся и движимое, или, что то же самое, в зависимости от того, осталась ли меньшая или большая часть движения как целое движение, животное обладает большим или меньшим интеллектом.

Человеческий дух, как и интеллект самого маленького животного, есть не что иное, как часть движения, необходимого для воли. Из него возникло руководство, прежде всего, для внешнего мира. С этим я связываю объяснение инстинкта, который есть не что иное, как нерасчлененная часть всего движения.

Поэтому все равно, говорю ли я: камень давит на свое основание, железо соединяется с кислородом, растение растет, выделяет кислород и вдыхает углекислый газ, животное захватывает свою добычу, человек мыслит, или же я говорю par excellence: индивидуальная воля есть, живет или движется. Вся индивидуальная жизнь – это только индивидуальное движение воли.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Очерки античного символизма и мифологии
Очерки античного символизма и мифологии

Вышедшие в 1930 году «Очерки античного символизма и мифологии» — предпоследняя книга знаменитого лосевского восьмикнижия 20–х годов — переиздаются впервые. Мизерный тираж первого издания и, конечно, последовавшие после ареста А. Ф. Лосева в том же, 30–м, году резкие изменения в его жизненной и научной судьбе сделали эту книгу практически недоступной читателю. А между тем эта книга во многом ключевая: после «Очерков…» поздний Лосев, несомненно, будет читаться иначе. Хорошо знакомые по поздним лосевским работам темы предстают здесь в новой для читателя тональности и в новом смысловом контексте. Нисколько не отступая от свойственного другим работам восьмикнижия строгого логически–дискурсивного метода, в «Очерках…» Лосев не просто акснологически более откровенен, он здесь страстен и пристрастен. Проникающая сила этой страстности такова, что благодаря ей вырисовывается неизменная в течение всей жизни лосевская позиция. Позиция эта, в чем, быть может, сомневался читатель поздних работ, но в чем не может не убедиться всякий читатель «Очерков…», основана прежде всего на религиозных взглядах Лосева. Богословие и есть тот новый смысловой контекст, в который обрамлены здесь все привычные лосевские темы. И здесь же, как контраст — и тоже впервые, если не считать «Диалектику мифа» — читатель услышит голос Лосева — «политолога» (если пользоваться современной терминологией). Конечно, богословие и социология далеко не исчерпывают содержание «Очерков…», и не во всех входящих в книгу разделах они являются предметом исследования, но, так как ни одна другая лосевская книга не дает столь прямого повода для обсуждения этих двух аспектов [...]Что касается центральной темы «Очерков…» — платонизма, то он, во–первых, имманентно присутствует в самой теологической позиции Лосева, во многом формируя ее."Платонизм в Зазеркалье XX века, или вниз по лестнице, ведущей вверх" Л. А. ГоготишвилиИсходник электронной версии: А.Ф.Лосев - [Соч. в 9-и томах, т.2] Очерки античного символизма и мифологииИздательство «Мысль»Москва 1993

Алексей Федорович Лосев

Философия / Образование и наука