Философия освобождения

Отсюда очевидно, что интеллект (часть его движения), принадлежащий к сущности воли, не может вступить с ней в антагонистические отношения или даже достичь власти над ней. Во всей природе мы имеем дело только с одним принципом – индивидуальной волей, к природе которой, на определенном уровне, принадлежит интеллект.

Шопенгауэр ухватился за интеллект так же мало, как и за разум. Как он приписывал ему только функцию формирования понятий и т.д., так он превратил интеллект в нечто, добавленное к воле, в нечто совершенно отличное от воли, тогда как ему следовало бы сказать себе в целом, что природа всегда может только продолжать формировать то, что существует, пусть ничто не возникает из ничего. Интеллект уже лежал в движении огненного первобытного тумана теории Кант-Лапласа.

С этой ошибкой Шопенгауэра тесно связаны еще две. Один из них – ограничение жизни организмами, процедура, которая тем более непостижима, что она основана на воле к жизни всего сущего. Таким образом, он проткнул это хорошее выражение своей собственной рукой. Он сказал:

Только органическое имеет право на предикат жизни.

(Мир как воля и представление. II. 336.)

Против чего я протестую самым решительным образом. Все существующее, без исключения, обладает силой, сила – это воля, а воля – это жизнь.

Вторая ошибка заключается в намеренном принижении чувства, которое, как и материя, блуждает праздно и мимолетно в своей системе. Он говорит, что чувство в целом является бессловесной противоположностью знания.

(Мир как воля и представление. I. 61.)

Разум включает в единое понятие ощущения все модификации сознания, которые только непосредственно не относятся к его способу представления, т.е. не являются абстрактными понятиями.

(ib. 62.)

После того как он сделал его таким образом бесхозным, он совершенно произвольно присоединил его непосредственно к воле, когда оно властно потребовало размещения, а именно в высшей степени интенсификации как чувство вожделения и боли.

Тело дано мне непосредственно только в мышечном действии и в боли или удовольствии, и то и другое принадлежит прежде всего и непосредственно воле.

(Мир как воля и представление. II. 307.)

Это в корне неверно. Чувства основаны исключительно на нервной системе, косвенно – на воле. Если мы допускаем, что она непосредственно присуща воле, мы должны также приписать ощущения растениям и химическим силам. В природе он впервые появился, когда воля изменила свое движение, или, другими словами, когда появилось первое животное. Чувство принадлежит к свите контролера. Чем большая часть движения – если смотреть объективно – отделилась от воли в виде нервной массы, тем выше восприимчивость.

тем выше восприимчивость к удовольствию и неудовольствию, боли и вожделению. В гениальном человеке она достигает своего апогея. Без нервов нет чувств.

Шопенгауэру пришлось затушевать столь очевидные факты, потому что он отделил интеллект от воли и позволил ей быть чем-то совершенно другим. – Дух, возникнув из воли, находится в трояком отношении к воле в человеке. Во-первых, она направляет его движение вовне, затем позволяет его действиям сопровождаться удовольствием и неудовольствием, болью и вожделением, и, наконец, позволяет ему заглянуть в себя. Последние отношения имеют наибольшее значение. Образно говоря, воля и дух – это слепая лошадь со всадником, который вырос из нее и вырос вместе с ней. Оба они едины и, следовательно, имеют только один интерес: лучшее движение. Тем не менее, между ними могут возникнуть разногласия. Всадник, не способный ни к какому движению собственными силами и полностью зависящий от лошади, говорит последней: этот путь ведет туда, этот – сюда, я считаю это лучшим. Тем не менее, лошадь может принять решение в пользу другого, так как она одна должна решать, а всадник должен всегда направлять в выбранном направлении. Если бы всадник был только проводником, его влияние было бы равно нулю, но он больше, он – податель боли и удовольствия для воли. Благодаря этому он все больше и больше становится советником, голос которого нельзя безнаказанно игнорировать. Благодаря этим своеобразным отношениям существуют люди, чья воля всегда согласуется с разумом. Из этого редкого явления, однако, был сделан ошибочный вывод, что разум может непосредственно определять волю, практически принуждать ее, чего никогда не бывает. Воля всегда решает сама за себя, но проницательно, через опыт, она может прийти к тому, что всегда будет следовать за своим советчиком, сдерживая бурные желания. Так отвечает на честные вопросы природа, которая никогда не лжет.