Философия освобождения

Если смотреть с вершины моей философии, то утверждение воли к жизни концентрируется в акте деторождения, и это его самое решительное выражение.

(Parerga II. 444.)

Через деторождение мы есть, через деторождение мы будем. Давайте теперь обратимся к смерти. Смерть – это полное уничтожение. Химические силы, покоренные типом, снова становятся свободными: он сам гаснет, как лампа, в которой больше нет масла.

Конец индивида через смерть фактически не требует доказательств, но признается здравым смыслом как факт и подтверждается уверенностью в том, что природа лжет так же мало, как и ошибается, но открыто заявляет о своих делах и сущности, даже наивно выражает их, в то время как только мы сами скрываем их через заблуждение, пытаясь истолковать то, что соответствует нашему ограниченному взгляду.

(Мир как воля и представление. I. 382.)

То, чего мы боимся в смерти, на самом деле является гибелью личности, в качестве которой она вопиюще проявляет себя, а поскольку личность – это сама воля к жизни в единой объективации, все ее существо сопротивляется смерти.

(ib. 334.)

То, что самое совершенное проявление воли к жизни, которое предстает в чрезвычайно искусственно усложненном механизме человеческого организма, должно рассыпаться в прах и тем самым все его существо и стремление в конце концов бесславно обречено на уничтожение, – это наивное утверждение природы, которое всегда истинно и искренне, что все стремление этой воли по существу тщетно.

(Parerga II. 308.)

Мнения меняются в зависимости от времени и места: но голос природы всегда и везде остается неизменным, и поэтому к нему следует прислушиваться прежде всего. На языке природы смерть означает разрушение.

Я резюмирую:

(Мир как воля и представление. II. 529.)

– сущность человека – это омоложенная сущность его родителей;

– человек может поддерживать свое существование только через деторождение;

– смерть – это абсолютное уничтожение;

– индивидуальная воля, не омолодившая себя в ребенке, не обеспечившая своего продолжения в нем, безвозвратно теряется в смерти;

– центр тяжести жизни лежит в половом инстинкте, и, следовательно, только час совокупления имеет значение;

– час смерти не имеет никакого значения.

Если мы теперь назовем стремление человека сохранить себя в существовании, вместе с Шопенгауэром: утверждением воли к жизни; его стремление, с другой стороны, избавиться от существования, уничтожить свой тип, т.е. освободиться от самого себя, отрицанием воли к жизни, тогда

– человек утверждает свою волю наиболее ясно и определенно в акте деторождения;

– он может безопасно освободиться от жизни, от себя, искупить себя, только если оставит сексуальный инстинкт неудовлетворенным. Девственность – это непременное условие искупления, и отказ от воли к жизни неплодотворен, если человек овладевает ею только тогда, когда он уже утвердил свою волю в процессе рождения ребенка.

С этим утверждением за пределами собственного тела и до появления нового, страдание и смерть, как относящиеся к появлению жизни, также утверждаются заново, а возможность искупления, вызванная самой совершенной познавательной способностью, на этот раз объявляется бесплодной. Здесь кроется глубокая причина стыда за дело деторождения.

(Мир как воля и представление. I. 388.)