Читаем Философия освобождения полностью

Как могло случиться, невольно возникает вопрос, что у такого выдающегося государственного мыслителя могла возникнуть такая идея ночного сторожа (как непревзойденно сказал Лассаль)? Кто научил его читать и писать, кто дал ему древнее образование, кто обеспечил библиотеки для его пытливого ума, кто сделал все это и, кстати, защитил его от воров и убийц и, как часть целого, от иностранного высокомерия – кто, как не государство? Смог бы он написать хотя бы одну страницу своих бессмертных произведений без государства? Каким маленьким кажется здесь великий человек!

(Этика 217.)

Государство – это историческая форма, в которой только и может быть искуплен человеческий род, и оно разрушится только в момент смерти человечества. Сначала она заставляет человека действовать законно, и это принуждение сдерживает природный эгоизм большинства граждан. Можно ли также не обязательно соглашаться с Фихте, который говорит:

Государство самим своим существованием способствует возможности общего развития добродетели среди человеческого рода, производя внешние хорошие нравы и мораль, которые, конечно, далеко не всегда являются добродетелью. Если нация будет жить в мире и спокойствии при этой конституции в течение нескольких веков, если новые поколения, а за ними и последующие поколения будут рождаться в ней и расти в ней, то постепенно исчезнет мода на внутреннее искушение к несправедливости.


Тем не менее, несомненно, что яростные, упорные волевые качества наследуются, изменяются и ослабляются постоянным принуждением. Во-вторых, государство защищает религии, которые, пока не все люди готовы к философии, необходимы для пробуждения в человеке милосердия и благотворительности, то есть добродетелей, которые государство не может навязать. В-третьих, как уже было сказано, только в государстве человечество может быть искуплено.

И оно будет искуплено; ибо оно не только позволяет отдельным людям посредством образования обрести проницательность, необходимую для признания того, что небытие лучше бытия, но и готовит массы к отрицанию воли к жизни, доводя в них страдания до крайности


Человечество должно пробираться через красное море крови и войны к земле обетованной, и пустыня эта длинна.

Жан Поль.

Только в государстве человек может развивать свою волю и духовные способности, и поэтому только в государстве могут возникнуть трения, необходимые для искупления. Страдания растут, и чувствительность к ним повышается. Но так и должно быть, чтобы идеальное государство когда-нибудь появилось на свет; ведь дикие люди не могут быть его гражданами, а человек в своем природном эгоизме – хищное животное, l’animal méchant par excellence. Чтобы укротить его, в его плоть должны быть воткнуты раскаленные железные прутья: на него должны обрушиться социальные страдания, физические и психические муки, скука и все другие средства укрощения. С изменением сырой воли идет рука об руку рост духа, и на все более сильных крыльях интеллекта очищенный демон поднимается к объективному знанию и моральному энтузиазму.

Шопенгауэр вполне признавал силу и пользу тяжелых, продолжительных страданий, но он не хотел видеть, что состояние является их условием. Он говорит очень правильно:

Перейти на страницу:

Похожие книги

Очерки античного символизма и мифологии
Очерки античного символизма и мифологии

Вышедшие в 1930 году «Очерки античного символизма и мифологии» — предпоследняя книга знаменитого лосевского восьмикнижия 20–х годов — переиздаются впервые. Мизерный тираж первого издания и, конечно, последовавшие после ареста А. Ф. Лосева в том же, 30–м, году резкие изменения в его жизненной и научной судьбе сделали эту книгу практически недоступной читателю. А между тем эта книга во многом ключевая: после «Очерков…» поздний Лосев, несомненно, будет читаться иначе. Хорошо знакомые по поздним лосевским работам темы предстают здесь в новой для читателя тональности и в новом смысловом контексте. Нисколько не отступая от свойственного другим работам восьмикнижия строгого логически–дискурсивного метода, в «Очерках…» Лосев не просто акснологически более откровенен, он здесь страстен и пристрастен. Проникающая сила этой страстности такова, что благодаря ей вырисовывается неизменная в течение всей жизни лосевская позиция. Позиция эта, в чем, быть может, сомневался читатель поздних работ, но в чем не может не убедиться всякий читатель «Очерков…», основана прежде всего на религиозных взглядах Лосева. Богословие и есть тот новый смысловой контекст, в который обрамлены здесь все привычные лосевские темы. И здесь же, как контраст — и тоже впервые, если не считать «Диалектику мифа» — читатель услышит голос Лосева — «политолога» (если пользоваться современной терминологией). Конечно, богословие и социология далеко не исчерпывают содержание «Очерков…», и не во всех входящих в книгу разделах они являются предметом исследования, но, так как ни одна другая лосевская книга не дает столь прямого повода для обсуждения этих двух аспектов [...]Что касается центральной темы «Очерков…» — платонизма, то он, во–первых, имманентно присутствует в самой теологической позиции Лосева, во многом формируя ее."Платонизм в Зазеркалье XX века, или вниз по лестнице, ведущей вверх" Л. А. ГоготишвилиИсходник электронной версии: А.Ф.Лосев - [Соч. в 9-и томах, т.2] Очерки античного символизма и мифологииИздательство «Мысль»Москва 1993

Алексей Федорович Лосев

Философия / Образование и наука