Читаем Философия освобождения полностью

Не будет ли узколобым пустозвонством считать невозможным, чтобы в жизни всех людей было столько же концентрации и гармонии, сколько композитор умеет дать многим голосам своей симфонии, которые, кажется, бушуют в смятении? Наш трепет перед этой колоссальной мыслью смягчится, если мы вспомним, что предметом великой мечты жизни в определенном смысле является только одно: воля к жизни.

(ib.)

Если предположить простое единство, сосуществующее с миром множественности, то все в мире темно, запутанно, противоречиво, таинственно. Если, с другой стороны, мы предполагаем простое единство до мира, который раскололся на мир множественный, и только последний все еще существует, то, как я показал, самые сложные философские проблемы решаются с наигранной легкостью. Распад первоначального единства, которое мы не можем распознать, на множественность был первым движением. Все остальные движения являются лишь необходимыми следствиями этого первого. Судьба больше не является загадкой, и можно достичь ясного представления об общем корне необходимости и случайности, который Шопенгауэр, всегда смешивавший трансцендентное с имманентным, вынужден был отрицать.


Если мы посмотрим отсюда на этику и политику Шопенгауэра и на мою этику и политику, то разница станет очевидной во всем ее величии.

Философия, которая хочет занять место религии, прежде всего, должна быть способна дать утешение религии, бодрящее, укрепляющее сердце утешение, что грехи каждого могут быть прощены и что благосклонное Провидение направляет человечество к лучшему. Дает ли это философия Шопенгауэра? Нет! Подобно Мефистофелю, Шопенгауэр сидит на берегу потока человечества и насмешливо взывает к корчащимся от боли людям, взывающим об искуплении: ваш разум ничем вам не поможет. Только интеллектуальное восприятие может спасти вас, но оно может быть даровано только тем, кто предопределен к этому таинственной силой. Многие призваны, но немногие избраны. Все остальные обречены «вечно» томиться в аду бытия. И горе тому несчастному, кто думает, что может быть искуплен в совокупности; он не может умереть, ибо его идея лежит вне времени, без которого ничто не может измениться.

Действительно, все желают избавиться от состояния страдания и смерти: они хотели бы, как говорится, достичь вечного блаженства, войти в Царство Небесное: но не на своих ногах; они хотели бы быть влекомыми течением природы. Но это невозможно.

(Мир как воля и представление. II. 692.)

Я же, напротив, говорю, что по воле природы: тот, кто хочет искупить свою вину, может сделать это в любое время «с помощью разума и науки, высшей силы человека». Для настоящей индивидуальности, развитие которой никак не зависит от времени, безошибочным средством ухода от мира в целом является девственность. Но те, кто уже живет в детях, для кого, следовательно, в этом поколении возможность искупления уничтожена, и те, кто еще мог бы овладеть средствами, но не имеет на это сил, – пусть все они воспрянут духом и честно сражаются дальше: рано или поздно они будут искуплены, будь то перед совокупностью или в совокупности, ибо вселенной свойственно движение из бытия в небытие.

Метафизика.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Очерки античного символизма и мифологии
Очерки античного символизма и мифологии

Вышедшие в 1930 году «Очерки античного символизма и мифологии» — предпоследняя книга знаменитого лосевского восьмикнижия 20–х годов — переиздаются впервые. Мизерный тираж первого издания и, конечно, последовавшие после ареста А. Ф. Лосева в том же, 30–м, году резкие изменения в его жизненной и научной судьбе сделали эту книгу практически недоступной читателю. А между тем эта книга во многом ключевая: после «Очерков…» поздний Лосев, несомненно, будет читаться иначе. Хорошо знакомые по поздним лосевским работам темы предстают здесь в новой для читателя тональности и в новом смысловом контексте. Нисколько не отступая от свойственного другим работам восьмикнижия строгого логически–дискурсивного метода, в «Очерках…» Лосев не просто акснологически более откровенен, он здесь страстен и пристрастен. Проникающая сила этой страстности такова, что благодаря ей вырисовывается неизменная в течение всей жизни лосевская позиция. Позиция эта, в чем, быть может, сомневался читатель поздних работ, но в чем не может не убедиться всякий читатель «Очерков…», основана прежде всего на религиозных взглядах Лосева. Богословие и есть тот новый смысловой контекст, в который обрамлены здесь все привычные лосевские темы. И здесь же, как контраст — и тоже впервые, если не считать «Диалектику мифа» — читатель услышит голос Лосева — «политолога» (если пользоваться современной терминологией). Конечно, богословие и социология далеко не исчерпывают содержание «Очерков…», и не во всех входящих в книгу разделах они являются предметом исследования, но, так как ни одна другая лосевская книга не дает столь прямого повода для обсуждения этих двух аспектов [...]Что касается центральной темы «Очерков…» — платонизма, то он, во–первых, имманентно присутствует в самой теологической позиции Лосева, во многом формируя ее."Платонизм в Зазеркалье XX века, или вниз по лестнице, ведущей вверх" Л. А. ГоготишвилиИсходник электронной версии: А.Ф.Лосев - [Соч. в 9-и томах, т.2] Очерки античного символизма и мифологииИздательство «Мысль»Москва 1993

Алексей Федорович Лосев

Философия / Образование и наука