Философия поэзии, поэзия философии

Собственно, здесь мы и подошли вплотную к более всего занимающей нас религиоведческой материи…

К проблеме религиозного опыта

Столь важная для последующего нашего рассуждения категория религиозного опыта (religiousexperience) является, на мой взгляд, одной из важнейших в религиоведческой науке. Она была разработана еще на рубежах позапрошлого и прошлого веков американским философом-прагматистом Уильямом Джеймсом (1842–1910). Experience, по Джеймсу, есть прежде всего внутренний, внтуриличностный, но также и общительный и деятельный опыт, включая и опыт религиозный. В том числе и опыт восприятия и переживания важнейших жизненных смыслов человека [408]. Или – в терминах самого Джеймса – неотступный опыт «реальности невидимого»[409]. Однако со времен Джеймса не только история, не только мысль и практика людей, но и само содержание этой категории претерпело серьезные изменения. Ибо опыт как внутренней жизни человека, так и его пребывания в сложных системах общения между людьми, имея дело с вопросами, что называется, вечными (жизнь и смерть, любовь и отверженность, общение и одиночество, обретение и самопожертвование…), всё же историчен. Историчен не только потому, что накапливает в себе процессы предшествующей истории как таковой, но также и процессы осмысления прошлого: своего личного прошлого, прошлого своей группы, местности, страны или народа. А подчас – будь то даже в самых популярных и мифологизированных версиях – прошлого общечеловеческого. Объективно прорастая сквозь тысячелетия своей биогентетической, лингвистической, культурной, социоэкономической, политической истории, каждый человек и каждая человеческая общность несет в себе огромные пласты вольно или невольно сохраняемой в подсознании и сознании и внутренне преобразуемой во времени и пространстве исторической памяти.

Так или иначе, в своем внутреннем и коммуникативном опыте человек – сознательно или полусознательно – несет в себе целые пласты своей родовой и групповой истории. Более того, человек в той или иной мере стремится выразить свое прошлое, свою личную историю и групповую предысторию в сложных сплетениях своих чувств, переживаний, мыслей, жестов, слов и поступков.

Вся эта проблематика в значительной мере определяет собой и сферу религиозного опыта – опыта восприятия, переживания и благоговейной символизации тех таинственных и недосказанных моментов Бытия, которые присутствуют в жизни каждого из нас и – прежде всего – в критические моменты нашей жизни. Само собой разумеется, что всё это вещи – при всех глубочайших их социокультурных и коммуникативных основах – дискретные, глубоко личные, механической унификации и стандартизации не поддающиеся. И никогда в прошлом – вопреки всем клерикальным или казенно-государственным «накатам» – не поддававшиеся. Слов нет, религиозная сфера, связанная с символическим оформлением межчеловеческих связей, в частности и отношений власти, зачастую сама провоцирует эти «накаты». Но она же и противится им. Вот почему история религий полнится памятью о распрях, фракционности, расколах, личном свободомыслии, но также – и памятью о подчас неизбежных сделках и компромиссах.

Я позволил бы себе условно выделить, по крайней мере, пять пластов того общекультурного и одновременно религиозного опыта, которые несет в себе современный человек и которые прослеживаются на материалах самой что ни есть ближней истории. Разумеется, пласты эти существуют, живут и действуют в человеке не наподобие пластов неподвижного многослойного торта, но напротив – в постоянном движении и перемещении, в процессах непрерывного и подчас неожиданного взаимодействия и смыслообмена. Однако разграничение этих пластов, по определению условных, всё же – с точки зрения избранной нами проблемы – представляется необходимым. Итак, что же это за пласты?

История в нас