Читаем Философия поэзии, поэзия философии полностью

Две мipовые войны, а вслед за ними базирующаяся на технологиях ядерных вооружений, военных и «идеологических» угроз «холодная война», тоталитарные революции в Европе, антиколониальные революции в Азии и Африке, диктатуры и правые и левые «триконтиненталистские» идеологии и движения в Латинской Америке [425] – всё это знаменовало собой затяжной крах Модерн-проекта и не могло не иметь огромных последствий для общей религиозной динамики планеты. Тем паче, что все эти социально-политические сдвиги глобального порядка шли как бы рука об руку с переворотом в научном мышлении той эпохи: с замещением рационалистической и линейно-эволюционистской картины мipa представлениями иного порядка (допущение многообразия исследовательских познавательных установок, научных стилей и школ; допущение взрывных, скачкообразных и регрессивных моментов в эволюции Вселенной; признание наличия во Вселенной конфликтных, но взаимодополняющих и структурно несходных предпосылок развития)…

Все эти, связанные с глубочайшим кризисом (если не частичным крахом) Модерн-проекта сдвиги в истории социальности и в истории сознания не могли не сказаться на общем состоянии религиозной сферы. Во многом оказались расшатанными не только институциональные, но и познавательные позиции великих традиционных религий, а заодно – и «модерн-религии» рационализма. Перед людьми на разных континентах вставали мучительные и неотступные вопросы: если есть Разумность и Святыня, – то где же они? Как может вынести Вселенная такие накаты жестокости и безумия? Как можно говорить о смысле человеческой жизни среди таковой вопиющей бессмыслицы? Что может остаться от былых верований после трагедий Освенцима, ГУЛАГа и Хиросимы? Как можно рассуждать о всеобщем благе, когда мы, люди, общими усилиями изводим экологическую основу собственного существования, не говоря уже о существовании наших детей? Да и как, в конце концов, можно говорить о единстве человеческого мышления, когда в конкретной истории оно проявляет себя в многообразии не конвертируемых друг в друга форм? Не случайно же словечко «полиморфность» стало на исходе прошлого столетия одним из ключевых понятий мэтров и корифеев постмодернистской философии…

Именно для XX века – т. е. для века краха Модерн-проекта – оказалось характерно вольное или невольное массовое отпадение от традиционных верований и конфессий, массовое замещение собственно религиозных представлений (т. е. вечно недосказанных представлений о человеке-во-Вселенной и о Вселенной-в-человеке) представлениями идеологическими. Последние же означают сведение религиозных представлений к представлениям об изменениях в скоропреходящих принципах общественного устройства…

Однако, как это ни парадоксально, – принципы научной рациональности, ценности научного поиска всё же не только удержали, но и отчасти усилили свои позиции на исторической арене XX столетия. Научная деятельность и связанные с нею технологии (прежде всего – электронные) неимоверно усилили свои позиции и в бизнесе, и в государственном строительстве, и в системах образования, и в рекреационной сфере. И это означало не только несомненные и всем очевидные процессы отчуждения, массовизации и милитаризации научной деятельности. И не только процессы возрастания манипулируемости и отупения среди значительной части масс.

Насыщение человеческой действительности новыми теоретическими идеями и технологиями приводило к новым философским, а вместе с ними – и религиозным исканиям. Возникая среди узких интеллектуальных элит, эти разнообразные идеи – через среду массового научно-технического «пролетариата», через популярную печать[426], через средства массовой коммуникации, через художественные круги – так или иначе передавались остальному обществу, так или иначе обусловливали собой культурную и религиозную динамику последней четверти XX – начала XXI столетия.

Религиозный облик постмодерна

А теперь мы подошли к тому пятому пласту религиозной истории человечества, в недрах которого выпало жить людям последних трех-четырех десятилетий: к пласту истории нынешней, постмодернистской.

Но этот период, или пласт, религиозной истории человечества есть во многих отношениях порождение периода предшествующего – периода краха Модерн-проекта и несбывшихся людских стремлений подчинить область духовных отношений, область «невидимой реальности» (Уильям Джеймс), рациональным притязаниям «от мipa сего». Действительно, приказавший долго жить XX век внес в мip множество элементов иррациональности и – одновременно – динамической и подчас непредсказуемой взаимосвязи разных регионов Земли, разных цивилизаций, разных народов и групп человечества в сферах информации, экономики, технологии и научных знаний, духовных и культурных взаимовлияний. Привычные религиозные, философские, научные представления людей, связанные с наследием предшествующих цивилизаций и эпох, уже не в силах совладать со всем этим множеством противоречивых понятий, идей, форм организации.

Перейти на страницу:

Похожие книги