Философия поэзии, поэзия философии

Но потребность в процессах духовно-нравственного переосмысления человеком себя в мipe и мipa в себе, потребность в «проекте самообретения» – всё же остается непреложной. А что может быть противопоставлено этой насущной потребности? – Разве что ставка на экстенсивный рост, по определению предполагающий примат природо– и культуроразрушающей сырьевой экономики, сырьевой манипуляции людьми и воинствующий идейный примитивизм. Ныне это предмет забот не только богословов, ученых и светских интеллектуалов, но даже и части политиков[444].

Во всяком случае, эта потребность противостоит тем симптомам всеобщего внутреннего разрушения, которые покойный русско-грузинский философ М.К. Мамардашвили определил как симптомы «антропологической катастрофы» [445].

Однако – вопреки всем индивидуальным, коллективным и глобальным «виоленсиям», вопреки всем столь характерным для обоих наших человеческих Континентов – Латинской Америки и России – метаниям между бытовым скептическим фатализмом и синдромом дорвавшегося до власти мстительного «преторианца»[446], – глубинная работа сознания над поисками присутствующих в истории базовых человеческих смыслов, над поисками не взвинченных деклараций, но именно духовных знаков человеческого присутствия в Бытии и присутствия Бытия в человеке, – продолжается[447].И эти поиски составляют живую душу и религиозного, и художественного, и философского, и научного, и – в конечном счете – социального творчества.

И посему мне хотелось бы завершить всё предложенное выше рассуждение о неотступности поисков подлинных и глубинных жизненных смыслов переведенным мною стихотворением чилийского поэта Омара Лары “El lenguaje mas querido”[448]. Смыслов, которые пронизывают весь наш опыт богопознания, познания жизни, истории, повседневности и любви. Итак, —

Омар ЛАРА

ЯЗЫК ВОЗЛЮБЛЕННЫЙ

Язык заветный и непонятный
которым я мог бы назвать твое имя
единственное из тысяч и тысяч
вёдомых или неведомых имен
язык заветный и непонятный
на нем я когда-то распрощался с тобою
а после звал тебя и звал до отупенья
надеясь без надежды на встречу
язык заветный и непонятный
где встречи превращаются в расставанья
язык
в котором ищу тебя бесконечно зову —
да только не слышу ответа
язык
который – не узнавая – теряю
язык тоски и ожесточенья
ускользающий
утекающий
неповторимый

Библиотека и «электронная революция»: к осмыслению социокультурного кризиса начала XXI столетия

Всякое развивающееся знание – включая и знание библиотековедческое – всегда будет неполным и застигаемым врасплох «накатами» исторических и жизненных обстоятельств, если оно не располагает достаточной теоретической и философской оснащенностью и потому лишь вынуждено подстраиваться к этим, казалось бы, внезапно нагрянувшим обстоятельствам. Так что необходима некоторая – хотя бы в самых нестрогих и предварительных разработках – философия современной библиотеки, принимающая в расчет важнейшие технологические, социальные и духовные характеристики нынешнего мipa, включая и Россию.

Недостаточная компетентность властей в отношении всего неразрывного блока Науки-Образования-Культуры и наблюдаемое в последние годы снижение интеллектуально-духовного уровня огромных пластов нашего общества лишний раз свидетельствуют о том, сколь насущна такая философская работа, пытающаяся обобщить весь комплексный опыт сегодняшних социогуманитарных знаний.

В этом сугубо начальном, предварительном рассуждении я позволил бы себе обозначить, по крайней мере, три последующие теоретические позиции.

1. Электронная революция / социальная контрэволюция [449]

Чтобы понять уникальный и незаменимый статус библиотеки именно в нашу эпоху, требуется осмыслить, по крайней мере, некоторые определяющие черты эпохи – черты ее технологического, социального и духовного своеобразия.