Философские арабески

Маркс уничтожил вышеотмеченные пороки Гегелевой диалектики и на свой, материалистический, лад развил эту диалектику. С этой точки зрения её основа, раздвоение единого и объединение противоположностей, есть один из самых общих законов всего бытия и мышления. Это есть реальность, объективный закон универсального движения в его качественно различных формах. При этом речь идёт не только — отнюдь не только — о механическом движении: сюда относятся и противоположно направленные механические силы, и положительное и отрицательное электричество, и магнитная полярность, и отражаемые математикой положительные и отрицательные величины вообще, и биологическое раздвоение на мужской и женский пол, и социальное раздвоение общества на классы, и двуединство материи и духа и т. д. и т. п.

Материальное раздвоение и соответствующее движение отражаются в теории. Реальные законы диалектического движения природы, общества, мышления отражаются в мышлении о природе, об обществе и о самом мышлении. Поэтому диалектика очищается от всякой теологии, телеологии, мистики и связанных с этим нелепых односторонностей и односторонних нелепостей.

Гегель начинает свою «Логику» с рассмотрения бытия и ничто. Бытие это «чистая неопределённость и пустота». Оно есть и ничто. В этом соотношении в зародыше дремлют все дальнейшие категории. Абстрактное бытие — пусто и поэтому ничто; однако оно и отлично от ничто, ибо указывает, что мышление есть, ничто же — голая отрицательность. Бытие — тезис. Его отрицание — ничто. Их единство — становление, в котором бытие и ничто обретаются «в снятом виде». Переход ничто в свою противоположность, бытие, есть возникновение. Переход бытия в ничто, как свою противоположность, есть исчезновение. Но возникновение само по себе есть также и исчезновение: исчезновение одного есть возникновение другого. Результат становления есть бытие определённое, т. е. не пустое и бессодержательное, а бытие с определёнными свойствами: это суть наличное бытие, Dasein (Ленин переводит «существование»). Определённость наличного бытия есть качество. Здесь вся картина осложняется, и движение снова переходит на высшую ступень. Наличие определённости предполагает другое, от которого данная определённость отличается и тем самым отграничивается. Она, следовательно, заключает в себе момент небытия, т. е. отрицания этого другого, т. е. имеется два момента, бытия и небытия (omnis determinatio est negatio, всякое определение есть отрицание — говорил Спиноза). Эта противоречивость есть предпосылка всякого развития. Но, с другой стороны, нечто и иное, другое, взаимосвязаны: наличное бытие предполагает своё другое; нечто не может быть для себя, и то же относится ко всякому нечто: каждое из них есть иное иного, другое другого; всякое нечто ограничено другим и наоборот. Быть ограниченным, значит быть конечным. Таким образом, качественно определённое бытие, наличное бытие, нечто, и отличается от другого, и соотносится с ним (бытие в себе, и бытие для другого), переходит в него. Оно есть иное и в то же время не иное. Единство инобытия и неинобытия, т. е. единство на более высокой ступени развития, когда речь идёт о бытии, включающем определённость, качество, есть становление иным, или изменение. Нечто всегда находится в процессе изменения, а не переходит к изменению.

«Нечто становится иным, но иное само есть нечто, следовательно, оно опять в свою очередь, становится иным и т. д. до бесконечности». «Эта бесконечность есть дурная, или отрицательная, бесконечность, так как она есть ни что иное, как отрицание конечного, которое, однако, таким образом возникает опять, и, следовательно, вовсе не снято…» («Наука логики»[379]).