Философские арабески

Progressus in infinitum, бесконечный прогресс, здесь есть неразрешённое противоречие, тут налицо дуализм конечного и бесконечного, где две стороны распадаются, образуя непримиримые противоположности; бесконечное протиполагается конечному и в нём, в конечном, имеет свою границу, то есть само становится ограниченным. Истинно бесконечное имеет конечное не вне себя, а в себе. Здесь законченное, совершенное, наличное бытие, или для себя бытие. Понятие конечного, не имеющего конца, т. е. неразрешимого противоречия, иллюстрируется прямой линией, где конечный отрезок AX может продолжится в обе стороны; понятие «истинной бесконечности» — окружностью круга, где налицо завершённость и законченность. Истинная бесконечность есть снятие конечности, подобно тому, как истинная вечность есть снятие временности. Конечное или реальное, снимается в бесконечности и полагается идеально.

«Истина конечного есть скорее его идеальность». «Эта идеальность конечного есть основное положение философии, и поэтому всякая истинная философия есть идеализм. Всё дело в том, чтобы не принимать за бесконечное то, что в своём определении само тотчас же становится частным и конечным. Поэтому здесь нужно обратить более серьёзное внимание на это различие. От него зависит основное понятие философии, понятие истинной бесконечности».

Итак, понятие наличного бытия (Dasein) закончено. Иное включено в него и замкнуто. Здесь уже нет перехода в другое. Изменение снято. Качество снято. Законченное наличное бытие есть для себя бытие, неизменное, пребывающее, вечно остающееся одним и тем же бытие, единое и в то же время много единых. Так качество переходит в количество. Остановимся пока на вышеизложенном. Прежде всего, о чём идёт речь с самого начала? О т. н. определениях мысли, о «чистых понятиях», у Аристотеля они были предикатами всего мыслимого. У Канта они считались формами всякого суждения. Эти категории у Гегеля выступают в их самостоятельном самодвижении. Они у него — не предикаты бытия, т. е. реального и, прежде всего, материального, бытия, т. е. действительного мира, который рассматривается с разных сторон. Наоборот, они выступают у него с самого начала, как самостоятельные понятия, из которых развивается всё остальное. Абстрактнейшее понятие бытия берётся исходным пунктом. Бытие берётся не как основной предикат мира (мир существует), а, наоборот, богатство мира и весь мир выводится из пустого бытия, которое есть ничто. Но есть всегда что-то. Бытия нельзя отодрать от того, что бытийствует. «Мистика идеи» (Ленин) заключается здесь в том, что предикат превращается в субъекта и гипостазируется. Тоже нужно сказать и о ничто. Однако вопреки Гегелю, из ничто никогда не может получиться нечто, и старая пословица: ex nihilo nihil fit[380] остаётся совершенно правильной. С точки зрения «мистики идей» из голой отрицательности ничто и пустого бытия получается движение мира. Но этот логический трюк не может быть принят, как составной момент материалистической диалектики. Значит ли это, что в гегелевском анализе бытия ничто и становление все чепуха и только «мистика идей»? Отнюдь нет. Если брать процесс изменения так, что рассматривать его только с точки зрения «нового», безотносительно к «старому», то новое, как новое, возникло впервые: его раньше не было вовсе, как такового. Как таковое, оно не существовало, т. е. было ничто. Однако это совершенно пустая абстракция, хотя она и уясняет одну сторону дела, возведённую неправомерно в исходный пункт. Корень ошибки лежит в превращении предиката бытия в субъект и извращённом соотношении между ними. Таким образом, здесь можно усмотреть истину, если брать проблему, как абстрактную сторону изменения предметности, а не беспредметное движение понятия. Реально возникновение и есть изменение. Это не две ступени, а одно и то же. Их можно разделять лишь в мыслительной абстракции, но если продукт этого искусственного разделения возводить в самостоятельные сущности, отрывая их при этом от предметного мира, то неизбежно получается «мистика идей».