Философские арабески

Таким образом мы переходим к явлению. Но предварительно несколько критических замечаний об уже изложенном.

В только что рассмотренной части «Логики» «мистика идей», конечно, остаётся целиком и полностью. Так формула: «истина бытия есть сущность» знаменует собой извращение. Категория истины не может относится к объективному, т. е. независимому от человеческого сознания, бытию: она может, как мы видели, выражать лишь определённое соотношение между «копией» и «оригиналом». Совершенно нелепо считать, что одна сторона, часть, фаза развития и т. д. объективной действительности более «истинна», чем другая. Наоборот, с точки зрения процесса познания, можно говорить о большей или меньшей истинности этого познания. Но так как у Гегеля категории мышления стоят на первом плане, и в то же время совпадают с категориями бытия, то они и берутся, как определения этого последнего. Разные «миры», «истинные» и «не-истинные» суть лишь разные ступени познания, соответствующие познанию менее глубоких и более глубоких связей единого и одного мира, в его разных сторонах и многоразличных отношениях (между своими, независимо от познающего субъекта, сторонами, частями, моментами и в зависимости, т. е. в соотношении с субъектом). С другой стороны, поскольку Гегель, в противоположность Канту, преодолевает дуализм, например, поскольку у него «кажимость» или «явление» есть нечто обоснованное, где сущность проявляется, и где утверждается единство, там это единство даётся на чисто идеалистической основе духовного мира, который и есть истинный мир, царство мысли, являющийся в чувственно-предметном. Но если постоянно иметь в виду этот коренной порок, который выражается и во всей терминологии, то остаётся рациональное зерно: логически отображённая диалектика действительных вещей и процессов в их универсальной связи и в их противоречивом движении. Критика окостеневших законов формальной логики блестяща, и общие законы диалектики — единство противоположных моментов, раздвоение единого и переход противоположностей одна в другую, развиты в чрезвычайно убедительной и полновесной форме, с необычайной тонкостью и остротой.

Итак, переходим теперь к явлению, т. е. к обнаружению сущности.

Существование есть вещь.

«Существование есть непосредственное единство рефлексии в себе и рефлексии в ином. Поэтому оно есть неопределённое множество существований, отражённых в себе и в то же время также отражающихся в ином, относительных и составляющих мир взаимной зависимости и бесконечной связи оснований и обоснованного. Основания сами суть существования, и существования с различных сторон играют роль как оснований, так и обоснованного».

Вне этой связи вещь, т. е. «вещь в себе», есть пустая абстракция. В действительности «вещь вообще выходит за своё простое в-себе-бытие», как абстрактное отношение в себе, и проявляется так же, как отражение в ином, приобретая таким образом свойства».

Как существенное единство, вещь есть основание; как существенное множество, многообразие, совокупность свойств и изменений, она есть явление. Основание есть закон, как нечто постоянное, и существенное содержание явления.

«Царство законов есть покоящееся отражение существующего или являющегося мира».

Царство законов есть мир, существующий в себе и для себя, сверхчувственный мир, в противоположность царству явлений; но одно есть обратная сторона другого: они не разорваны, как у Канта, на мир феноменов и мир ноуменов, причём последний трансцендентен. Закон есть единство или тождество в многообразии явлений; он есть единство во множестве, не числовое, а существенное. Это отношение есть существенное отношение, форма единства сущности и явления, единства, которое есть ещё более высокая категория, чем предыдущие, а именно действительность.