Финансист

He felt, for him, an astonishingly strange feeling, a desire to cry, which he did his best to overcome; it shocked him so.	Странное и непривычное желание заплакать овладело им; он отчаянно этому противился, но все его существо было потрясено.
There then combined and conspired to defeat him a strange, rich picture of the great world he had so recently lost, of the lovely, magnificent world which he hoped some day to regain.	И словно для того, чтобы совсем доконать его, в воображении Каупервуда возникла своеобразная пестрая картина привольного мира, так недавно им покинутого, прекрасного, чарующего, в который он надеялся со временем вернуться.
He felt more poignantly at this moment than ever he had before the degradation of the clog shoes, the cotton shirt, the striped suit, the reputation of a convict, permanent and not to be laid aside.	Острее чем когда-либо ощутил он в этот миг всю унизительность своих грубых башмаков, рубахи из простой бумажной ткани, полосатой куртки и клички "арестант", которая навеки останется за ним.
He drew himself quickly away from her, turned his back, clinched his hands, drew his muscles taut; but it was too late. He was crying, and he could not stop.	Он порывисто отстранил Эйлин, повернулся к ней спиной, сжал кулаки; все его мускулы напряглись, но поздно: он плакал и не мог остановиться.
"Oh, damn it!" he exclaimed, half angrily, half self-commiseratingly, in combined rage and shame.	- Проклятие! - гневно и жалобно воскликнул Каупервуд, охваченный стыдом и злобой.
"Why should I cry?	- Только не хватало мне плакать!
What the devil's the matter with me, anyhow?"	Что со мной творится, черт побери!
Aileen saw it.	Эйлин увидела его слезы.
She fairly flung herself in front of him, seized his head with one hand, his shabby waist with the other, and held him tight in a grip that he could not have readily released.	В мгновение ока она бросилась к нему, обхватила одной рукой его голову, а другой - потрепанную куртку и так крепко прижала его к себе, что он не сразу сумел высвободиться.
"Oh, honey, honey, honey!" she exclaimed, pityingly feverishly.	- О милый, милый, милый! - лихорадочно, изнемогая от жалости, зашептала она.
"I love you, I adore you.	- Я люблю тебя, обожаю!
They could cut my body into bits if it would do you any good.	Я дала бы изрезать себя на куски, если бы это пошло тебе на пользу!
To think that they should make you cry!	Подумать только, они довели тебя до слез!
Oh, my sweet, my sweet, my darling boy!"	Ах, родной мой, родной, любимый мальчик!
She pulled his still shaking body tighter, and with her free hand caressed his head.	Она еще крепче прижала к себе содрогавшееся от рыданий тело и свободной рукой гладила его голову.
She kissed his eyes, his hair, his cheeks.	Она целовала его в глаза, волосы, щеки.
He pulled himself loose again after a moment, exclaiming,	Фрэнк попытался освободиться и снова воскликнул:
"What the devil's got into me?" but she drew him back.	- Что же это со мной, черт побери?! Но она опять притянула его к себе.
"Never mind, honey darling, don't you be ashamed to cry.	- Плачь, милый, плачь, не стыдись своих слез!
Cry here on my shoulder.	Положи голову мне на плечо и плачь.
Cry here with me.	Плачь вместе со мной.