Финансист

Once, not unlike the Chicago fire map, Cowperwood had seen a grand prospectus and map of the location of the Northern Pacific land-grant which Cooke had controlled, showing a vast stretch or belt of territory extending from Duluth-"The Zenith City of the Unsalted Seas," as Proctor Knott, speaking in the House of Representatives, had sarcastically called it-through the Rockies and the headwaters of the Missouri to the Pacific Ocean.	Каупервуду как-то случилось видеть роскошный рекламный проспект с картой, чем-то напомнивший ему план горящего Чикаго, и там была нанесена территория, контролируемая Куком, с проходившей по ней Северной Тихоокеанской железной дорогой, опоясывавшей огромные пространства; она начиналась от Дулута - "столицы пресных морей" (как саркастически выразился в своей речи в конгрессе доктор Проктор Нотт) и через верховья Миссури и Скалистые Горы подходила к Тихому океану.
He had seen how Cooke had ostensibly managed to get control of this government grant, containing millions upon millions of acres and extending fourteen hundred miles in length; but it was only a vision of empire.	Каупервуд понимал, что Кук только делает вид, будто осваивает эту предоставленную ему правительством гигантскую территорию протяжением в тысячу четыреста миль; это была всего-навсего грандиозная игра.
There might be silver and gold and copper mines there.	Не исключено, конечно, что там имеются месторождения золота, серебра и меди.
The land was usable-would some day be usable.	И земля годна для обработки - вернее, будет годна со временем.
But what of it now?	Но сейчас-то какой от нее толк?
It would do to fire the imaginations of fools with-nothing more.	Сейчас все это годилось разве на то, чтобы распалять воображение глупцов - не больше.
It was inaccessible, and would remain so for years to come.	Эти земли не освоены и не будут освоены еще в течение многих лет.
No doubt thousands had subscribed to build this road; but, too, thousands would now fail if it had failed.	Тысячи людей отдали свои сбережения на постройку дороги, тысячи должны были разориться, если предприятие Кука потерпит крах.
Now the crash had come.	И вот это случилось!
The grief and the rage of the public would be intense.	Отчаяние и злоба пострадавших будут беспредельны.
For days and days and weeks and months, normal confidence and courage would be gone.	Пройдут долгие, очень долгие годы, прежде чем в людях восстановится уверенность, исчезнет страх.
This was his hour.	Теперь настал его час!
This was his great moment.	Представился долгожданный случай.
Like a wolf prowling under glittering, bitter stars in the night, he was looking down into the humble folds of simple men and seeing what their ignorance and their unsophistication would cost them.	Словно волк, рыщущий в ночи при холодном и мертвенном свете звезд, всматривался Каупервуд в смирную толпу простаков, зная, какой ценой они расплатятся за свою доверчивость и наивность.
He hurried back to the exchange, the very same room in which only two years before he had fought his losing fight, and, finding that his partner and his brother had not yet come, began to sell everything in sight.	Каупервуд поспешил обратно на биржу, в тот самый зал, где два года назад он вел такую безнадежную борьбу. Увидев, что братьев и компаньона еще нет на месте, он сам стал продавать что только мог.
Pandemonium had broken loose.	Вокруг уже был сущий ад.