Финляндия. Творимый ландшафт

В Суйде арап Петра Великого скончался и был похоронен. Здесь среди полей в маленьком парке-лесу стоит шведского типа барак – усадебный дом, двухэтажный, с двенадцатью окнами по фасаду. Построен или достроен он был шведскими пленными времен Ништадтского мира, захваченными на берегах Ижоры и Невы войском Петра Апраксина, которому Петр Великий и пожаловал в награду эту бывшую шведскую мызу. (Следующее крупное поступление шведской рабочей силы случилось в 1741-м, когда в плен при Лаппеенранте попал командующий шведами представитель «колпаков» Карл Хенрик Врангель, тогда он потерял руку, и это было его второе пленение после Полтавы; в плену в Тобольске почти двадцать лет провел и отец братьев Спренгтпортен.) Жители Суйды рассказывали, что по распоряжению Апраксина пленные вырыли в парке «Лукоморье» – пруд в затейливой форме лука, нацеленного в сторону Швеции.

У самой дороги в Суйду, в соседней деревне Кобрино проезжающие могут заметить избушку из бруса – домик родственников крепостной Ганнибалов Арины Родионовны, выкупленный и сохраненный деревенской школьной учительницей Натальей Михайловной Нырковой после Великой Отечественной. Ижорка Арина Родионовна рассказывала Пушкину сказки, и, может, это она рассказала ему про избушку на курьих ножках, или типовую постройку саамов, а также про гигантскую волшебную голову, которая потом появилась в «Руслане и Людмиле», а на самом деле принадлежала Антеро Випунену, древнейшему шаману, умершему и ставшему холмом, в который проник Вяйнемяйнен через пещеру-рот великана, чтобы разбудить его от смертного сна и выведать магические слова, необходимые для постройки корабля, способного доплыть в царство мертвых Туонелу. О том, что Арина Родионовна могла знать руны, остается только догадываться. Но есть удивительное свидетельство силы именно женского ижорского обрядового пения. Во второй половине XIX века чуть ли не самый большой за всю историю собирания рун комплекс эпических, свадебных и поминальных песен был записан Адольфом Неовиусом у не умевшей писать крестьянки из района Лемболово (Лемпаала) по имени Ларин Параске (Параскева Никитина, 1833–1904). Она была внучкой местного колдуна и замуж вышла в деревню деда Васкела (Васкелово). Овдовев в конце 1880-х годов, стала исполнять руны для заработка. До этого провела она жизнь в тяжелейшем труде, ей даже приходилось заниматься бурлачеством: перетягиванием плотов и лодок вверх по реке Бурной в Приозерском районе. Неовиус платил ей и перевез ее к себе в Порвоо. Там ее пение услышал Ян Сибелиус. Его симфония «Куллерво» была написана через год после встречи с Ларин Параске. Летом 1894 года она вернулась в Васкелу, где вела нищую жизнь. На рождественский завтрак были у нее лишь холодная капуста да квас. За год до этого Неовиус опубликовал ее песни, но женская версия «Калевалы» с преобладанием историй о рабстве и плачей вызвала тогда лишь критику[30].

Финн Элиас Лённрот, сын сельского портного, родился в еще более бедной дощатой избе, чем домик семьи Арины Родионовны. Сооружена эта изба была его отцом, и через пять лет после смерти Лённрота, в 1889-м, ее специальным приказом финского сейма объявили национальным достоянием. За плетень смотрит пара сдвоенных окошек, в горнице – только стол с табуретками и стулом, печь для обогрева и готовки, кровать, колыбелька да прялка, однако стены и печь чисто выбелены, а деревянная мебель укрыта коврами, и еще есть в доме кантеле, на котором мальчик Лённрот умел играть. После начальной школы в Дриополитанусе – Таммисаари и школы второй ступени в Порвоо он пошел учиться в Туркускую академию, где сблизился со Снелльманом, главным идеологом финских реформ, и много-много позднее женился на его кузине.

В 1827 году Турку был уничтожен пожаром, и по приказу Николая Первого университет перевели в Хельсинки. Вся Европа в это время наблюдала за борьбой греков против турок, и новая университетская библиотека, спроектированная архитектором университета Карлом Людвигом Энгелем в классическом стиле, стала для учивших и преподававших здесь греческий финнов больше чем просто архитектурной классикой: это был импульс для борьбы за независимость собственного народа. В 1829-м в Хельсинкском университете впервые ввели курс финского языка.