Финляндская революция

Когда потом германский империализм склонил русский империа­лизм перед собою на колени, когда он как раз во время нашей клас­совой войны кичился, как петух на навозной куче, грабительской вой­ны, то легко нашло почву такое представление, будто германский импе­риализм и военное могущество вообще непобедимы, что перед не­мецкой угрозой, направленной против финляндской революции, пре­вратилось в прямой страх.

На этой почве выросла немцебояэнь, с тем большим основанием, что многие знали слабости и недостатки нашей собственной военной силы.

Но когда дело приняло серьёзный оборот, когда встретились с немцами, напавшими в тыл революции, то оказалось, что и эти немцы, не страшнее прочих людей в честной борьбе.

В сражениях при Уусикюля в половине апреля и в сражениях у Лахтис в конце апреля и в начале мая можно было видеть, что храбрый и упорный финляндский красногвардеец, возбуждаемый жаждой революционной борьбы, может побеждать отряды пособников герман­ского империализма с таким же успехом, как и банды финляндских белогвардейцев.

Но немцебоязнь все же произвела свою разрушительную работу.

Тем обстоятельством, что русский революционный пролетариат не мог помочь нам так, как он хотел бы, а также носящейся в воздухе немцебоязнью воспользовались возбудители контр-революций.

Кроме того находились тайные разжигатели недоверия, направлен­ного против начальников, хотя изменников среди наших начальников было так мало, что об этом не стоит и говорить. Было констатировано, что даже из войск неприятеля пробирались в ваши отряды такие ис­полнители темного дела, провокаторы.

Чем тяжелее становилась наша революционная борьба, тем лучшую почву находил провокаторский ядовитый посев.

В трудностях и злоключениях, ведь, легче побуждается разногласие. а спутником разногласия является подозрение и без причины, если верное знание не является компасом.

Лучшим противоядием против провокации и подозрения являются просвещение и верное знание.

Правда, наше рабочее движение развило в своё время в целях своей политической и профессиональной деятельности смотря по условиям жизни, дееспособный просветительный и агитационный аппарат. Но для целей нашей классовой войны он не был теперь способен дать особенно много.

Сильная раз’ясняющая революционная просветительная и агита­ционная работа на фронте и в тылу могла, наверное, поднять жажду борьбы. Она могла бы рассеять неправильные представления и неосновательные подозрения. Она могла бы дополнить то, чего. напр., в военном отношении не хватало. Кроме того, политически она привела бы поневоле к большой ясности.

Но мы были слабы и в этом отношении. И поэтому политическое взаимодействие между фронтом и тылом было слабее, чем следовало бы.

Но наш старый агитационный аппарат был создан в иных усло­виях и для иных целей: для жизни в буржуазно-демократическом го­сударстве и для прозябания в парламентарном болоте и в тарифных закоулках профессионального движения.

Кроме того, мы уделили слишком много забот и силы на часто-гражданские задачи управления. Годные в употребление агитационные силы были, таким образом, прикреплены к учреждениям. Когда мы по­няли необходимость перемены, то много времени было уже потеряно.

Мы в то время не понимали ещё достаточно ясно того главного правила стратегии, что во время борьбы всякая деятельность должна быть подчинена главной цели стратегии и цели борь­бы с её требованиям, иначе говоря, сперва нужно разбить неприятеля, подавить силу его сопротивления, уничтожить его укрепления, потом лишь, успокоившись, можно строить, пахать и сеять.

Читатель, наверное, вместе с пишущим эти строки держится того мнения, что в нашей борьбе было, по видимому, много недостатков.

Но, - пусть будет признано,- велика и тяжела была и наша работа в течение трёх месяцев, с теми предпосылками, каковые у нас были. В течение этого времени мы создали армию, правда, добровольную, добыли для неё снаряжение, превратили в один миг работников партии и профессионального движения в военных начальников, вели войну с неприятелем, обладающим лучшими военными предпосылками, отра­жали возбужденный империалистской грабительской войной голод, поддерживали в движении экономическую жизнь, управляли делами государства и общин. Что всё это мы пытались сделать, - доказывают большое всё же упорство и даже воодушевление. Но в то же время поясняется, что недоставало в значительной степени более глубокого. сознания и требуемого условиями уменья.

Повлияли ли потом наши слабости решающим образом на поражение?

Самою большою ошибкою в деятельности во время нашей рево­люционной войны, как мы уже указывали, было то, что мы не принялись сразу наступать, чтобы взять в свои руки действитель­ную силу инициативы.

С теми добровольными отрядами, которые составили нашу красную гвардию можно было бы, наверное невзирая на недостатки, сделать больше, чем было сделано.