Финляндская революция

Мы отправились снова на фронт 13-го числа, сперва в Коркеакоски, а по­том к Лесному институту, где находились отряды из Рихимяки и гельсингфорский А-отряд: петроградцы остановились в Калаенаутло. Когда наши бодрые разведчики принесли известие, что белогвардейцы начали двигаться через Вяриимая к Мюллюхаа, мы отправились Против них. Отряд разведчиков в 15 человек, под предводительством Лундгрена шёл вперёд. Это столкновение закончилось полной победой. Нo потом случилась первые неприятности. Хотя и был отдан приказ о том, что следует подойти лишь к разведчикам, но наши, несмотря на это, шли, как львы, вперед вслед за белогвардейцами, стараясь отомстить за полученное нами под Вилипуль небольшое поражение. Таким образом они оказались в ущелье горы и попали под пулемётный огонь находящихся в засаде белогвардейцев. Здесь я потерял четырех человек, двое из них были из лучших, один - взводный. Я и сам чуть было не получил свою долю, устраивая правый фланг, чтобы враг не мог ударить в тыл. Там также осталось в засаде несколько белогвардейцев, которые открыли огонь, когда я сел на лошадь. Вдобавок ко всему эта лошадь оказалось старой клячей, которая и с места не двигалась. Я соскочил с лошади, добежал до кучи кольев и открыл из-за неё огонь. После этою я послал несколь­ко человек для очистки горы. Там нашли, между прочим, свинарник и получили жаркое. Но и это лакомство не особенно понравилось: настроение было тяжёлое из-за потери товарищей. Утешением являлось всё же то, что белогвардейцы потеряли 13 человек.

Меня без моего ведома назначили в штаб Люлю, и я должен был отправиться туда 19-го числа. Мой отряд выступил под руководством тов. И. Саринена в Элонранта и Руовези. Оттуда отряд прислал мне письмо, в котором напомнил мне о моём обещании находиться повсюду при своём отряде. Так как случалось, что начальники оставляли свои отряды, что производило особенно плохое впечат­ление, то мы решили в штабе, что требование отряда необходимо принять во внимание. В то же время его решили призвать на фронт в Вилпула. Немедленно ут­ром 21-го, когда он прибыл туда, мы двинулись в Варнимая. Нас сопровождал абосский конный отряд под руководством В. Лехтимяки. Сражение было отчаян­ное. Из моих 120 человек осталось на следующее утро лишь 34, а из абосского конного отряда в 80 человек осталось лишь 26. Меньшая часть из выбывших была в числе павших, остальные были ранены и замёрзли.

В эту ночь рота гельсингфорского порта должна была придти к нам на помощь, но они осталась в одной избе на собрании и, пробыв там целый день, решили отправиться на отдых. Мы дополнили свои боевые припасы, взяли две японские гаубицы и двинулись в путь, при чём некоторые русские товарищи-артиллеристы кричала вслед уходящим, что мы должны пожертвовать и остатками своего отряда из-за их жалкого поведения, но мы это сделаем, ведь мы же - ре­волюционеры.

Шагая верхом на лошади перед своим маленьким отрядом, я был так сильно растроган, что этого нельзя словами описать. Я сам раньше хвастался, что тол­стокожий северянин никогда не плачет, но теперь навёртывались на глаза слёзы, когда вспоминал о павших и раненых в предыдущий вечер и о словах товарищей при отправлении в путь. Теперь отправил людей за тёплой одеждой. Получат ли oни? Этo беспокоило. Я однажды ведь сказал своему отряду небольшую речь о значении нашего общего дела и о наших задачах. Я напомнил им о наших общих обязанностях. Мы вместе обсуждали положение. Их пожелания я старался исполнять. Если не мог, то об’яснял причины. Указывал, что теперь необхо­димо терпеть и ждать. Я заметил, что таким образом в них сохраняется сознание о том, что они являются добровольными солдатами революции, а это лучше всего поддерживает чувство долга.

Лишь только мы успели привести в порядок свои орудия и начали обстреливать Сенпяля, как прискакал курьер из штаба звать нас обратно в Люлю. Но мы всё же не торопились, так как не видно было непосредственной опасности, но обстреливали гору и заставили замолчать находившуюся на ней неприятельскую артиллерию. В то же время туда явился и тов. Лехтимяки, который сообщил, что лучше было бы отступить, ибо, оказавшись в опасности, мы могли бы по­лучить вспомогательных сил. Таким образом нечего было больше делать, как - пушки в сани, и приказ об отступлении передовым и фланговым караулам. Приказ вызвал небольшой ропот, так как отряд лишился возможности драться, хотя прошёл для этого такой длинный путь. Мы всё же отправились и прилезли с собой кроме своих пушек, ещё одну, которую те бунтовщики оставили. Когда мы прибыли в Люлю, нас встретило разочарование: мы не получили ожидаемой нами одежды и обуви. Пришлось отправить человека в Гельсингфорс. Мы и сами пошли туда на отдых 28-го числа, после несения сторожевой службы и обучения. Но собственно это не был отдых, так как мы должны были всё время обучать свой отряд вместе с вновь прибывшими и сбирать себе одежду.