Правда, у нее уже были тетради, которые она хранила как сокровища, задолго до того, как начала писать сама; она заполняла их не своими каракулями, а вырезками из журналов и газет, которые с удовольствием собирала и туда вклеивала. Другие дети в ее возрасте так собирали альбомы про любимые фильмы, а Каталина – про новости, привлекавшие ее внимание: статья о том, как тысяча шведских матерей затребовала с испанских мужчин признание отцовства и алименты на содержание их детей; фотографии падения Берлинской стены; первый концертный снимок Фредди Меркьюри; новость о девушке, пропавшей из клиники в ту же ночь, как ее туда поместили. Колонка, посвященная ей в газете, объясняла, что у девушки были проблемы с самооценкой и принятием собственной внешности, и родители, отчаявшись, отвезли ее в клинику, потому что уже не знали, как с ней совладать. Как совладать с ее телом. Там фигурировали слова «анорексия», «булимия», «дисморфофобия» – болезни, будто привезенные из более современного общества, как новая марка сигарет. В колонке не объяснялось, что было их причиной или какой диагноз поставили девушке, как будто, если рассказать об этих заболеваниях, читатели сразу ими заразятся. Симптомы слишком напоминали Каталине мамино поведение. Может быть, она сохранила эти вырезки, чтобы понять маму, как она, казалось, понимала пропавшую девушку, хотя с последней, в представлении Каталины, у нее было гораздо больше общего, и будь они знакомы, то непременно подружились бы и сблизились таким мистическим образом, что даже поменялись бы телами – только чтобы убедиться, какая это одноразовая штука, тело. В газете была фотография: семнадцатилетняя девушка, скрестив руки, смотрит серьезно и дерзко, темные волосы, собранные в небрежный низкий хвост, обрамляют овал чистого, без косметики, лица, глаза как будто говорят: «Я осуществляю свое законное право чувствовать себя неуместной в этом мире». Статья упоминала, что, по словам знакомых, девушка очень хорошо училась и играла на пианино. К этому свели всю ее личность. Сколько Каталина ни разглядывала фотографию, она не видела человека, обеспокоенного собственной внешностью. И до сих пор не понимала, что значит «несанкционированно контролировать свое тело путем отказа от пищи», хотя знала, что у мамы бывали периоды, когда она чуть ли не каждый раз после еды запиралась в ванной, да и сама она продолжает сдирать корочку с ранок. Той зимой в школьных коридорах одноклассницы болтали исключительно о том, как не хотят растолстеть, но Каталина догадывалась, что не у всех это такая же навязчивая мысль, как у мамы, и что для них это просто способ определить свое место в мире через размер одежды «М», и они даже не думают пересекать границы дозволенного. Кто-то неведомый, говорила себе Каталина, хочет, чтобы мы были худыми, но не настолько худыми, чтобы вызывать отвращение. Некоторые девочки по утрам съедали дома только пару тостов и маялись с пустым животом до трех часов дня, а то и вовсе не завтракали. В парикмахерской мамы ее одноклассниц наперебой тревожились о худобе своих дочерей, но мама Каталины никогда не принимала это на свой счет, хотя у них в семье питание – больная тема, граничащая с пыткой, причем пытка начинается уже с того, что обедают они не как все нормальные люди, а в четыре часа дня. Иногда от голода у Каталины просыпается агрессия. Мама ее ругает за то, что она каждый раз так нервно реагирует, стоит Паблито утащить у нее с тарелки кусочек картошки фри. Она, которая ближе всех в семье знакома с голодом, недовольна тем, что дочь бесится из-за каких-то корнеплодов. Поэтому Каталина приучилась есть торопливо и жадно, чтобы никто не успел отобрать ее порцию, – как чихуахуа, которая спешит проглотить свою кость, пока мастифу не наскучило грызть свою. А вот когда блюдо ей не по вкусу, мама начинает давить на чувство вины, чтобы она не оставила на тарелке ни кусочка. В Эфиопии дети голодают. Каталина не понимает, почему она обязана есть то, что ее тело отторгает естественным образом – ей даже не приходится, как маме, совать пальцы в глотку. Она отмечает, что папа с мамой никогда не заставляют себя есть спаржу, даже ради того, чтобы дети ее хоть раз попробовали. Тебе надо набрать вес, говорит все время мама, а сама вечером идет за травами, отбивающими аппетит, в специальную аптеку, причем в другом районе, чтобы никто из соседей ее там не увидел. И потом, приготовив для всей семьи тысячи калорий, ставит перед собой только плошку с обрывками салатных листьев, плавающими в воде с уксусом. Иногда складывается впечатление, будто она хочет, чтобы дочь потолстела, только затем, чтобы сравнивать себя с ней и иметь что-то, чего нет у ребенка, подобно тому, как Каталина мечтает заполучить парня, который нравится всему классу, а Эллиотт – разыскать своего уродца И-Ти.