Физическое воспитание

Каталина никогда не воспринимала свое тело как толстое или худое – только как нечто ей не принадлежащее, будто чужое домашнее животное, медлительное, неуклюжее, массивное и печальное, которое надо каждый день кормить и таскать за собой на поводке. На пляж, в душ, в кровать. Зато, когда она пишет, появляются слезы, смех, пот, которые она как раз чувствует своими. Когда она пишет, ей кажется, что она попадает в какое-то иное пространство, хотя именно здесь находятся ее руки, ее мозг, здесь пульсирует ее кровь, позволяя выводить на бумаге одно слово за другим. Плоть, облеченная в тетрадь. Писать значит не быть в этом доме, больше того – строить собственный дом, собственную крепость. Место, где можно дать выход накипевшему – или по меньшей мере констатировать постоянство боли, так хорошо ей известной, боли, которую причиняют ей окружающие. Каталина до сих пор помнит, какое страшное отторжение вызывали у нее в детстве легкое прикосновение к спине или рука другой девочки, схватившая ее руку, но все считали, что она преувеличивает свои страдания. Она знает, что некоторые, например Амалия, стали испытывать точно такое же ощущение, но позже, после случая с тремя девочками; Каталине же оно было знакомо с раннего возраста. В ее воспоминаниях первые дни в школе были полны безысходности. У маленьких детей еще не было представления о личном пространстве, и они нечаянно толкали Каталину, врезались в нее на бегу или гладили ее по лицу и волосам, исследуя встречное маленькое существо и ожидая, что она ответит тем же. Но для Каталины все это было только вторжением в ее личные границы. Она не помнит, чтобы у нее вызывали какое-то любопытство другие дети и вообще другие тела даже спустя много лет. Возможно, это просто с непривычки, ведь она долго была лишена общения с детьми своего возраста. Она часто гадает, какой она была бы теперь, если бы начала свой путь в тех же условиях, что и они.

Наконец одна машина останавливается в нескольких метрах впереди Каталины. Она отрывается от недогрызенного заусенца – ее злобное внутреннее существо еще потребует вернуться к этому занятию позже. За рулем мужчина. Каталина не удивлена – в их краях мало кто из женщин водит машину. Она знает, что у некоторых соседок есть права, но никогда не видела их за рулем. Этот водитель совсем не похож на отца Елены Сорни, говорит она себе, подыскивая параллель среди людей, которые подбирают голосующих на дороге. Есть же слово «автостопщик», должно быть и какое-то специальное слово, чтобы обозначать тех, кто предлагает бесплатно отвезти человека из пункта А в пункт Б. Этот мужчина помоложе, с большим пузом, на котором расходится рубашка. Он не вызывает доверия у Каталины – у нее дурное предчувствие, животная интуиция подсказывает, что этот человек не будет к ней добр и даже может сделать ей что-то плохое. И совершенно непонятно, продиктована эта внезапная догадка реальными обстоятельствами или же страхом, привитым ее воображению. Сомневаешься – беги, подсказывает ей тревога. Однако и время бежит, ей надо поскорее добраться домой, и к тому же она приучена игнорировать свои инстинкты и заботиться о том, как бы не задеть чувства мужчин. Приучена опасаться их на всякий случай и умерять пыл, если с ними возникают разногласия, – как будто это эффективный навык выживания. И книги, которые она читает, и то, что она видит на улице и дома, и мама, и папа, и трилогия «Крестный отец» (когда родителей нет рядом, чтобы следить за тем, что она смотрит), и фильмы по телевизору, прошедшие папину военную цензуру, и сама ее жизнь вплоть до этого момента – все научило Каталину: не так важно, что думает она сама, как то, что может подумать мужчина, поэтому медленно стянуть с руки перчатку на людях, тряхнув волосами, – куда серьезнее, чем дать кому-то пощечину. Иными словами, все же видели, чем это кончилось в «Гильде»[16]. Мужчина сделал ей одолжение – остановился, чтобы ее подобрать, – и теперь ей неловко сказать, что она не хочет садиться к нему в машину просто потому, что он вызывает у нее недоверие. «Нет» – это ровно то, что каждый раз говорит папа, когда она просит разрешения вернуться попозже, и поэтому сейчас ей кажется, что у нее нет права выбирать водителя, который довезет ее до города, подобно тому, как нельзя выбрать себе родителей или тело, в котором родишься. Каталина считает, что в современном мире и то, и другое должно бы уже стать неотъемлемым правом человека.

– Едешь или как? – нетерпеливо спрашивает он.