Физическое воспитание

В те дни огромный стол на восемь персон в гостиной занимали портреты живых людей, раз в год приезжавших в гости. Однако больше всех в мире – в ее маленьком мирке – Каталине нравилась учительница-репетитор, приходившая четыре раза в неделю. В отличие от мамы, она была длинноволосая, говорила неторопливо, а еще на первое же занятие принесла из дома карандаши таких цветов, какие Каталина прежде ни разу не видела, вроде того, который Паблито называл «телесным» (как пояс-бандаж, который мама скоро заставит ее носить), а учительница – «желто-красным неаполитанским» и говорила, что для портрета он все равно что бульонный кубик для рагу. Каталина не поняла сравнение, но пачка плотной, совершенно чистой бумаги пробудила в ней желание узнать больше. Сначала они рисовали гласные буквы, и разных животных, и другие вещи, которые с них начинаются. На «а» – аист, арбуз, аптека, атака. На «э» она придумала только «энвалида», потому что путала, где нужна «э», а где нет, как теперь с Еленой Троянской и Еленой-не-Эленой Сорни. Потом учительница помогала ей осваивать разные слова и несложные фразы. Она разрешала Каталине рисовать все, что захочется. Птицу, собаку, льва, человекоподобное существо… но у всех персонажей была одна общая черта: каждый стоял один-одинешенек перед домом, слишком маленьким, чтобы в него поместиться. Учительница, встревожившись, поспешила показать эти рисунки маме. Мама их не сохранила, но на случай, если когда-нибудь понадобится засвидетельствовать художественные таланты Каталины, остались каракули в книжках, которые ей подарили на выписку из больницы, когда она еще не умела читать. Каталина всегда была мастерицей заполнять пустые пространства: за дверью спальни, на полях книг, да, в общем-то, на любой чистой поверхности, например на лице единственного пупса, который у нее был в детстве. Играть с пупсом она не любила, зато ей нравилось, как гладко пишет по мягкой пластмассе синяя шариковая ручка. Каталина покрыла куклу чернилами с ног до головы. Татуированного пупса она повсюду гордо таскала с собой, сняв с него розовое платьице, чтобы все видели, какой шрам она нарисовала ему на животике; однако мама сочла, что это ненормально, и устроила так, что однажды, пока Каталина спала, кукла загадочным образом исчезла, а вместо нее появился плюшевый мишка, которого не получилось бы разрисовать. Каталина поначалу думала, что мишка волшебный, потому что, когда теряла его из виду, он неизменно обнаруживался в одном и том же месте – сидел посередине ее кровати, около подушки. Хоть он и был не так многофункционален, как пупс, она со временем полюбила его гораздо больше.

Все то время, пока она выздоравливала, жизнь Каталины состояла в том, чтобы сидеть дома, подальше от болезней, которыми она могла заразиться от других детей, и ходить в больницу, где она доли секунды (пока мама не зажмет ей глаза рукой с такой силой, что в глазах сразу темнеет) могла посмотреть на других мальчиков и девочек, у которых скоро, возможно, потемнеет в глазах уже насовсем. Неподцензурный мир ограничивался тем, куда достигал ее взгляд из окна гостиной, иными словами, песчаной площадкой за домом, где Паблито с друзьями играли в мяч. Через несколько месяцев, когда Каталине стало лучше, после долгих слезных упрашиваний мама наконец немного расслабила сфинктеры и позволила Каталине выходить погулять с братом. Он неохотно, но брал ее с собой, и она сидела на скамейке в парке, наблюдая за той же игрой, на которую глядела в окно. Только с другой точки.