Физическое воспитание

От этих глупостей она постепенно отучилась: помогло и то, что ее записали в женскую школу, и громоздкие платья, в которые мама наряжала ее на прогулку по субботам, и длиннющие волосы, которые мама ей расчесывала круглые сутки. Зависть Каталины к Паблито росла и крепла вместе с ней, но она запретила себе плакать по такому абсурдному и нелепому поводу, как то, что она не мальчик, что ей нельзя делать то, что делают мальчики, или разговаривать, как разговаривают мальчики, или даже сидеть, как сидят мальчики, короче говоря, нельзя распоряжаться собой так, как мальчики; при этом предметом зависти Каталины никогда не было то, что находится между ног, – она по-прежнему не имела понятия, как выглядит «писюн». Она даже сама не знала, чему конкретно так мучительно завидует. Вскоре начались уроки анатомии: гвалт девчонок в классе, страницы с рисунками – пенис, вагина, яички, молочные железы. В отличие от большинства, Каталина все это воспринимала как один нескончаемый фильм ужасов и, чтобы ее не стошнило прямо на уроке, старалась пропускать мимо ушей объяснения, бередившие в ней смутные воспоминания о том, как ее в больнице выслушивали стетоскопом. Из-за этой невнимательности она потом довольно долго думала, что для зачатия ребенка пенис надо вставить в пупок, который магическим образом расширится, когда это будет необходимо. Однако, хотя у папы и Паблито пупок тоже был, она потом сообразила, что мужчины детей не рожают, потому что ни разу не видела, чтобы кто-то из соседских дяденек ходил со своим новорожденным младенцем на руках. Еще ее озадачивало, что у мужчин зачем-то есть соски: они же вроде не собираются никого кормить грудью. Над Каталиниными вопросами хохотал весь класс вместе с учительницей. Все решили, что она просто шутит – просто хочет привлечь к себе внимание и посмешить остальных. Смутившись, Каталина сделала вид, что так и есть. Так ее хотя бы перестали жалеть одноклассницы за то, что она единственная в классе принесла записку от папы, чтобы ее освободили от физкультуры. В ответ на вопросы Каталины учителя никогда не говорили о том, что на ранних стадиях развития все тела похожи, и тем более не упоминали ничего такого, что могло навести ее на мысль, будто никто не ощущает себя на сто процентов мужчиной или на сто процентов женщиной, так что девочка продолжала терзаться сомнениями. Совершенно ясно ей было только одно: природа жестока и полна ошибок, и если Бог-Творец есть (как ее заверяли в этой школе), то он исключительно неприятное, мрачное и злобное существо, которое наслаждается чужими страданиями, и он определенно мужского рода, а не женского. В то время она учила (то есть ее учили), что человеческое тело бывает только одного вида, точнее, либо одного, либо другого, и устроено всегда одинаково, а все прочее – это противоестественно.

Раз в две недели по субботам мама брала ее с собой в парикмахерскую (ту же самую, куда они ходят и теперь), и там они проводили долгие часы, которые тянулись, как августовское воскресенье без бассейна. Каталина в это время листала журналы со сплетнями про звезд, какие обычно лежат в парикмахерских для развлечения клиенток. Мама из-за этого ворчала, но не слишком строго. За отсутствием занятий физкультурой эти журналы преподали Каталине первые уроки физического воспитания, и женские тела, которые она видела на страницах, немедленно отпечатались у нее на сетчатке. Вообще говоря, ей даже не требовалось раскрывать журналы, чтобы узнать, каким полагается быть телу, – достаточно было остановиться у ближайшего газетного киоска и поглядеть обложки. Там попадались журналы о политике, общественной жизни и автомобилях, украшенные мужскими портретами, и еще одна разновидность изданий, которую она находила отвратительной: охотничьи журналы, где рассказывалось о животных, которых равнодушно лишают жизни только затем, чтобы хвастаться их величиной перед друзьями. Обложки всех остальных цветных изданий населяли представительницы одного и того же пола – женщины, одетые и не очень.