Читаем Фламенка полностью

Столь многие спешат борьбе

Предаться с небывалым жаром,

Что глушится удар ударом.

Теснимы, сил лишась, приняв

Удары копий и булав,

Они, отъехав, ищут случай

7980 Вновь показать в бою, кто лучший,

Чьи правильней приемы, чей

Удар точней и конь ловчей.

Сошлись Гильем де Мониелье

И эн Гарин де Реортье:

Бургундец {231} был обескуражен

Тем, что с седла два раза ссажен;

Лежит он, и никто нейдет

На помощь - этот стан и тот

Осмеивают исполина,

7990 А он был больше Константина {232},

Соперник же, хоть ростом мал,

Когда к упавшему взывал,

То громко говорил и звучно:

"Сеньор, ну как внизу, не скучно?"

Свое ристание Туренский

Виконт и граф Готье Бриеннский

Вели на куртуазный лад:

К руке соперника прижат

Выл щит, рука уперта в боге.

8000 Удар их копий столь жесток,

Что, щит пробив, пронзает руку,

Но это незаметно: муку

Терпя, они свой стойкий нрав

Являют, виду не подав,

Что ранены и терпят боль,

Меж тем, раненья тяжки столь,

Что без оружья, без турнирной

Борьбы придется месяц мирный

Прожить им. Графу де Родез

8010 Шампанский граф наперерез

Помчался: оба в битве яры,

Великолепны их удары.

Пахва, нагрудник, удила,

Ремень стремян, лука седла,

Подпруга, трок, продетый в пряжки,

Искромсаны; никто, промашки

Не сделав, не повержен в прах

Устаивают на ногах,

Щит у груди, над головой

8020 Копье: затеять пеший бой

Готовы, не жалея сил.

Но тут король провозгласил:

"Бароны, на сегодня хватит!

Пусть больше сил никто не тратит.

Все схватки славны; захоти

Придумать кто, не превзойти

Мечтам ристаний столь отменных".

Вот по домам коней и пленных

Разводят, но на зависть всем

8030 Был тех, кого забрал Гильем

Неверский в плен, благой удел:

На них цепей он не надел,

И им не нужен поручитель,

Почтившим даму, чей учитель

Благодеянье. Общий сбор

Трубит рожечник и жонглер

То там, то здесь. После обеда

Ведется про турнир беседа

Баронами при короле

8040 Сведя, мол, лучших на земле

Бойцов, другим он не чета:

"Но выше всех свои цвета

Тот носит, кто, его начав,

От дамы получил рукав".

Перед вечерней, на закате,

Тот, для кого Амор занятье

Найдет, к той во дворец идет,

Без чьих не может жить щедрот.

Весьма радушен дамы вид,

8050 И он ее благодарит

За тот рукав из багряницы.

Поближе каждый стать стремится

К другому, чтобы, чередуя

С объятиями поцелуи,

Ласкать хотя бы ткань одежд,

И все; они полны надежд,

Чуть только будет то удобно,

Все показать, на что способны.

Вновь на турнир с утра спешил

8060 Народ; Фламенку на настил,

Взяв за руку, король возвел.

Вновь отдан вмиг был узкий дол

Турнирным пляскам всевозможным:

Ни танец аббатисы сложным

Столь не бывал, ни пикомпан {233}.

Считать не успевали ран,

Пленений, возвращений к воле,

Там - падали, там - встав, кололи.

С виконтом де Мелюн, верхом

8070 Сидевшем на коне гнедом,

Сумел сеньор де Кардальяк

Управиться; дивился всяк,

На ход нежданный боя глядя:

Виконт был выше на две пяди

И силу большую имел;

Но предначертан сей удел

Любому, и весьма он част:

Чего природа не додаст

Кому-то в росте или в силе,

8080 Вернет то в доблести и пыле.

Не может выглядеть убого

Тот, скрыто в ним достоинств много.

Есть поговорка: "Мозгу прок

Ничтожный от волос и щек".

Тот ростом взял, кто не удал,

Кто мужествен, тот ростом мал.

А с графом Фландрским, что пришпорил

Как раз коня, в ристанье спорил

Джауфре де Люзиньян, и лугом

8090 Они скакали друг за другом.

Им удается на куски

Рассечь ударами щитки,

Пронзить кольчугу и вспороть

Камзол, под тканью ранив плоть.

Едва не падают на землю

. . . . . . . . . . . . . . . . {234}

ДОПОЛНЕНИЯ

Перевод А. Г. Наймана

АРНАУТ ДАНИЭЛЬ

Когда с вершинки

Ольхи слегает лист,

Дрожат тростинки,

Крепчает ветра свист,

И нем солист

Замерзнувшей лощинки

Пред страстью чист

Я, справив ей поминки.

Морозом сжатый,

Спит дол; но, жар храня,

Амор-оратай

Обходит зеленя,

Согрев меня

Дохой, с кого-то снятой,

Теплей огня,

Мой страж и мой вожатый.

Мир столь прекрасен,

Когда есть радость в нем,

Рассказчик басен

Злых - сам отравлен злом,

А я во всем

С судьбой своей согласен:

Ее прием

Мне люб и жребий ясен.

Флирт, столь удобный

Повесам, мне претит:

Льстец расторопный

С другими делит стыд;

Моей же вид

Подруги - камень пробный

Для волокит:

Средь дам ей нет подобной.

Было б и низко

Ждать от другой услад,

И много риска:

Сместится милой взгляд

Лишусь наград;

Хоть всех возьми из списка

Потрембльский хват

Похожей нет и близко.

Ее устои

Тверды и мил каприз,

Вплоть до Савойи

Она - ценнейший приз,

Держусь я близ,

Лелея чувства, кои

Питал Парис

К Елене, житель Трои.

Едва ль подсудна

Она молве людской;

Где многолюдно,

Все речи - к ней одной

Наперебой;

Передаст так скудно

Стих слабый мой

То, что в подруге чудно.

Песнь, к ней в покой

Влетев, внушай подспудно,

Как о такой

Пропеть Арнауту трудно.

БЕРТРАН ДЕ БОРН

О Лимузин, земля услад и чести,

Ты но заслугам славой почтена,

Все ценности в одном собрались месте,

И вот теперь возможность нам дана

Изведать радость вежества сполна:

Тем большая учтивость всем нужна,

Кто хочет даму покорить без лести.

Дары, щедроты, милость в каждом жесте

Любовь лелеет, словно рыб - волна,

Мила любезность ей, благие вести,

Но также - двор, турниры, брань, война:

В ком тяга к высшей доблести сильна,

Не оплошай, ибо судьбой она

Нам послана с доной Гвискардой вместе.

ПЕЙРЕ КАРДЕНАЛЬ

Перейти на страницу:

Похожие книги

Советские поэты, павшие на Великой Отечественной войне
Советские поэты, павшие на Великой Отечественной войне

Книга представляет собой самое полное из изданных до сих пор собрание стихотворений поэтов, погибших во время Великой Отечественной войны. Она содержит произведения более шестидесяти авторов, при этом многие из них прежде никогда не включались в подобные антологии. Антология объединяет поэтов, погибших в первые дни войны и накануне победы, в ленинградской блокаде и во вражеском застенке. Многие из них не были и не собирались становиться профессиональными поэтами, но и их порой неумелые голоса становятся неотъемлемой частью трагического и яркого хора поколения, почти поголовно уничтоженного войной. В то же время немало участников сборника к началу войны были уже вполне сформировавшимися поэтами и их стихи по праву вошли в золотой фонд советской поэзии 1930-1940-х годов. Перед нами предстает уникальный портрет поколения, спасшего страну и мир. Многие тексты, опубликованные ранее в сборниках и в периодической печати и искаженные по цензурным соображениям, впервые печатаются по достоверным источникам без исправлений и изъятий. Использованы материалы личных архивов. Книга подробно прокомментирована, снабжена биографическими справками о каждом из авторов. Вступительная статья обстоятельно и без идеологической предубежденности анализирует литературные и исторические аспекты поэзии тех, кого объединяет не только смерть в годы войны, но и глубочайшая общность нравственной, жизненной позиции, несмотря на все идейные и биографические различия.

Алексей Крайский , Давид Каневский , Иосиф Ливертовский , Михаил Троицкий , Юрий Инге

Поэзия