Жаклин была прекрасна и воздушна; все в ней и вокруг было изящным и утонченным; ее рука в его ладонях казалась чудесным цветком, свежим, прекрасным, только что срезанным с райского куста. Жаклин была прекрасна, как отдыхающая богиня на вершине Олимпа, и владела собой не хуже, чем сама царица в окружении своих приближенных.
— Я не ждала вас сегодня, Александр Васильевич, — сказала она, — но вам всегда рады в моем доме!
— Да, я знаю об этом, — как–то растерянно ответил капитан, и это его необычное состояние не укрылось от цепкого взгляда прекрасной хозяйки дома.
— Вы что–то сегодня выглядите неважно, Александр Васильевич? — «ласково» проворковала она. — На вас прямо лица нет!
— А мне нечему радоваться, милая Жаклин, — с грустью в голосе ответил Барков. — Удача отвернулась от меня, и я в растерянности! Меня отстранили от должности, и на моей карьере можно поставить крест. Для начала меня откомандировали в Самару. А потом, наверное, призовут в Петербург! Скорее всего, разжалуют и с позором уволят.
Жаклин смотрела ему прямо в глаза пристально и даже сочувствующе. Затем выпрямилась в кресле и слегка покачала головой.
— Интересно, в чем так можно провиниться перед губернатором, чтобы лишиться занимаемой должности? — спросила она. — Быть может, вы совершили какое–то ужасное преступление?
— Если бы я совершил хоть что–то ужасное, то уже сидел бы в остроге без шпаги и погон, — ответил капитан с плохо скрываемой иронией. — Меня отстранили за то, что я не справился с одним очень нелегким и весьма щепетильным заданием.
— И каким же, если не секрет? — встрепенулась Жаклин.
— Уже не секрет, — усмехнулся Барков. — Я был послан из Петербурга в Оренбург со специальным заданием! — пояснил он. — Послан был Тайной канцелярией, в которой все еще состою на службе.
— Вы, наверное, шутите, Александр Васильевич? — изменившись в лице, прошептала Жаклин. — И для чего же вас сюда послали? Надеюсь, вы ответите мне честно и на этот вопрос?
Капитан Барков колебался. Он не знал, что ответить. Но промолчать значило бы навлечь на себя неудовольствие «француженки». Проще было рассказать ей все как есть, и будь что будет!
— Вас, уважаемая госпожа, подозревают в похищении ребенка, девочки, — пряча глаза, сказал он. — Эта девочка — дочка одной знатной особы, которая тоже разыскивает вас по всему свету. Мне было поручено вступить с вами в любовную связь, выведать, где вы прячете девочку, и… Впрочем, вы и сами догадываетесь, что должно было последовать за этим, прекрасная Жаклин!
Женщина широко раскрытыми глазами взглянула на Баркова и произнесла, бледнея и запинаясь:
— Вы знали все это и все–таки… все–таки все еще ходите ко мне?
— Я люблю вас, Жаклин, — упавшим голосом признался Барков. — И моя любовь сильнее всего остального!
— Странно… Вы должны были бы жестоко меня ненавидеть! — воскликнула Жаклин, скрестив руки на груди.
— Было и такое, — сознался капитан. — Но только до тех пор, пока я вас не увидел. Я был настроен против вас, Жаклин, настолько, насколько позволяло мое воображение. То лицо, которое «благословило» меня на поиски Машеньки, обрисовало вас такими мрачными красками, что мрачнее не придумаешь.
— Представляю, сколько вылил на меня помоев граф Артемьев, — гневно бросила Жаклин и тут же осеклась, поздно сообразив, что сболтнула лишнее.
— Действительно, «то лицо» был граф Александр Прокофьевич Артемьев, — подчеркивая каждое слово, произнес Барков и внимательно посмотрел на побелевшее лицо «француженки». — А вы как узнали про это? Я, кажется, не называл его имени?
На лице Жаклин бледность сменилась краской.
— Он преследует меня всю жизнь, — прошептала она, словно умирающая. — Он вбил в свою голову, что я похитила его дочку, вот и ищет меня повсюду. А что вам рассказывали про меня? Не стоит делать поспешных выводов, Александр Васильевич, выслушав одних и не послушав других! Быть может, вы попали под влияние лжецов и завистников, которые оклеветали меня для каких–то своих нечестивых целей?
— Очень интересно, — оживился Барков. — И вы хотите посвятить меня в тайны своей жизни?
— Придется, — трогательно вздохнула Жаклин. — Мне почему–то не хочется выглядеть перед вами чрезмерно порочно.
«Очень хорошо, что она теперь считает меня более равным себе, — подумал Барков. — Это несколько укрепит наше общение!» А вслух он сказал:
— Признаться, я мало верил тому, что мне про вас рассказывали. Ну не может быть такая женщина, как вы, такой ужасающе жестокой и нравственно убогой дрянью! Не верю я в это — и все!
Она протянула ему руку. Капитан поспешно ухватил ее своими трясущимися ладонями. Сладостная дрожь пробежала по его телу.
Ему захотелось обеими руками обхватить ее красивую головку и прижать к своему лицу.
— Я действительно была женой графа Михаила Прокофьевича Артемьева, — прошептала Жаклин. — А дальнейшая моя жизнь сложилась таким вот образом…