«Если Вы бросите Базена [ответил Паликао в сообщении, которое было получено Мак-Магоном в 1.00 ночи 28 августа], в Париже вспыхнет революция и Вы сами подвергнетесь атаке всеми… имеющимися у противника силами. У Вас максимум 36 часов, чтобы уйти от [кронпринца], возможно, 48. У вас по фронту никого нет, возможно, малочисленная группировка, блокирующая Мец… Все здесь понимают необходимость вывода Базена из окружения, и все здесь всерьез обеспокоены Вашими маневрами».
Именно обеспокоенность Паликао и политической ситуацией, и успехом поддержанного им плана отодвинула для него на задний план все военные соображения. В минувшие несколько дней он буквально бомбардировал Мак-Магона полными оптимизма донесениями о низком боевом духе в немецкой армии, о брожениях в среде немецких резервистов, о политической нелояльности в непрусских формированиях, о разрушительном воздействии дизентерии и сыпного тифа в немецких войсках и о вероятности австрийского вмешательства – донесениями, в которые он, несомненно, был готов поверить сам. Но, в дополнение к уже допущенным вопиющим промахам, Паликао совершил еще один, вполне естественный. Он позволил себе не знать о существовании Маасской армии немцев. Мак-Магон, как ему представлялось, должен был иметь дело лишь с кронпринцем Пруссии, а кронпринц Пруссии до сих пор был занят подтягиванием сил к югу от Сент-Мену, на внешней оконечности поворачивавших согласно плану Мольтке войск. Поэтому Паликао не понимал, чего так страшился Мак-Магон, и сумел убедить Совет министров в том, что эти страхи безосновательны. Несколько часов спустя он подкрепил свое сообщение прямым приказом, в полной мере использовав предоставленные ему полномочия. «От имени Совета министров и Тайного совета я требую, чтобы Вы пришли на помощь Базену, прибегнув к маршу, и использовали фору в 36 часов, которую имеете перед кронпринцем Пруссии». Принимая во внимание тот факт, что немецкая конница уже вгрызалась во фланг французов, последняя фраза вообще утрачивала смысл. Но Мак-Магон был солдатом и понимал, что приказы надлежит исполнять. Он был не тем человеком, кто мог перехватить инициативу или пригрозить отставкой. В резиденции императора едва слышно возроптали, но, поскольку Наполеон III по своей воле решил самоустраниться от командных полномочий, все роптанием и ограничилось. Мак-Магон покорно отменил свои прежние распоряжения и стал справляться относительно удобных для форсирования участков Мёза (Мааса) ниже Стене. Последняя надежда на отход рухнула.
Смысл вынужденного решения Мак-Магона дошел до войск 28 августа, когда они, предчувствуя недоброе, в дождь снялись с места и двинулись вперед на глазах у немецких кавалеристов, стоявших на холмах южнее. Надо сказать, немецкая кавалерия не спускала глаз с идущих след в след между Вузье и Бюзанси 5-м и 7-м корпусами. Немецкая конница вошла в Вузье, едва 7-й корпус успел уйти, и должна была тоже убраться из Бюзанси до прихода туда 5-го корпуса. Получилось, что походные колонны двух французских корпусов, идущих от Ле-Шена на Ла-Безас, испугались дозоров немецких уланов. Мак-Магон все еще не терял надежды форсировать Мёз (Маас) у Стене, но за день его кавалерия выяснила, что все мосты надежно контролируются немцами, таким образом, на 29 августа он приказал армии снова отклониться на север и следовать в Ремийи и Музой для форсирования реки там.
Для двух находившихся севернее корпусов эта задача была несложной. Лебрюн без проблем добрался до Музона с 12-м корпусом, а 1-й корпус Рокура продвинулся на 10 километров дальше к западу. Но для двух корпусов, находившихся южнее, все оказалось труднее. 7-й корпус, преследуемый немецкой кавалерией, смог едва покрыть половину расстояния до Ла-Безаса, а до 5-го корпуса Фейи, продвигавшегося около Бюзанси и самого уязвимого из всех остальных французских соединений для атак противника, приказ об изменении направления и следования на север вообще не добрался. Доставлявший его офицер-штабист угодил в плен к немцам. В результате Фейи продолжал двигаться в восточном направлении к Стене. Вышло так, что эскадрон 5-й кавалерийской дивизии корпуса, проводивший разведку на несколько сотен метров впереди главных сил, поднявшись на взгорье около Нуара, был встречен ружейным огнем пехотинцев противника. Расстреливаемые в упор конники развернулись и бросились назад к своим, но не успели французы и глазом моргнуть, как 12-й Саксонский корпус развернулся к бою.