Среди первых, кто 1 октября доверился этому «Стигийскому проходу», были двое американских офицеров, генерал Бернсайд, герой сражения при Фредериксберге 1862 года, и полковник Форбс. Официально они прибыли в статусе независимых нейтральных наблюдателей. Их интересовала исключительно техническая сторона осады, и Трошю велел провезти их по всему периметру кольца блокады и осмотреть наиболее мощные укрепления. На самом же деле и Бисмарк, и сам Фавр были отнюдь не против использовать прибывших с визитом двух старших офицеров американской армии для того, чтобы попытаться выйти из политического тупика, но так и не смогли избавиться от пут переговоров в Ферьере. Обе стороны признавали, что необходимо перемирие, именно оно и дало бы возможность собрать делегацию для заключения мира. Но французы настаивали на том, чтобы такое перемирие продлилось две недели и дало бы возможность осажденным парижанам пополнить запасы. Мольтке был категорически против. Все, что удалось достичь в ходе визита двух американцев, – это некоторое взаимное прояснение настроений обеих воюющих сторон. Немцам они разъяснили, что французы пока что не готовы купить мир за счет территориальных уступок. Сам Фавр примирился с потерей Эльзаса, но никогда не согласился бы в нагрузку сдать еще и Париж. Что же касалось Троило, американцы ясно дали понять, что, по их мнению, ему нечего было и надеяться на укрепления: Бисмарк рассчитывал на бунты населения города, которые, собственно, и выполнили бы всю главную работу за него, и, вероятно, был прав. На это Трошю только и мог ответить, что голод будет необходим, чтобы вынудить к капитуляции или же вызвать бунт, но ни одной из сторон не следовало тешить себя иллюзиями, что осады, как она ни изнурительна, все равно не избежать и завершить ее раньше срока тоже не удастся.
План Трошю
Перед лицом очевидного нежелания немцев атаковать Париж Трошю вынужден был пересмотреть свои планы. У него имелось в распоряжении 400 000 человек, вооруженность их постоянно усиливалась благодаря бесперебойной работе оружейных заводов и мастерских. Им предстояло выступить против 236 000 немцев, рассредоточенных тонкой полосой по кольцу длиной в 80 километров. Правда, свыше четверти этих сил составляла национальная гвардия, и гвардейцы компенсировали недостаток боевой подготовки и опыта задором и боевым духом, или, по крайней мере, так считалось. Они со всей ответственностью отдавали себя занятиям по боевой подготовке, проводившимся даже в темное время суток при скупом свете газовых фонарей, и буквально рвались в бой. Однако к этому Трошю был пока что не готов – даже без гвардейцев у него было достаточно сил для нанесения сокрушительного удара по растянутым вокруг города корпусам и дивизиям немцев. Но что бы это ему дало? Трошю не привязал оборону Парижа к какому-то генеральному плану ведения войны. Измотать немцев не входило в общую стратегию войны на изнурение противника, провоцируя тем самым политическое недовольство за Рейном, которое вынудило бы их без промедления заключить мир на благоприятных для французов условиях. «Я понятия не имел, – признавал он впоследствии, – ни о стратегии, ни о тактике. Передо мной не стояло цели, кроме разве что одной-единственной – вовлечь немцев в еще одну Сарагосу[45]
. И если немцы упорствовали, не желая оказаться вовлеченными в подобную авантюру, то как Трошю мог форсировать события?