Французская демократическая миссия в Европе и ее конец

Подобный способ аргументации известен в истории. Франция сама должна была узнать о нем из опыта революции 1789г. Тогда революционная Франция критиковала абсолютистское государство с такой позиции. Это государство рассматривало себя как твердо покоящееся на унаследованной абсолютистской системе в ее общей структуре, как норме европейского мира. Всё, что осмеливалось посягать на унаследованный порядок вещей, измерялось масштабами его блага и пригодности, существовавшими до сих пор. Доказывалось, что только «деспотизм порождал великих людей» /«О кромвелизме», в «Политических беседах Тодта», Т.1, 1792г., с.18/. Утверждали, что Франция полностью разорится и послужит для всех народов примером того, что разрушение старого правления во все времена влечет за собой крайне негативные последствия /«О кромвелизме», с.60/. Всё, что представляло тогда силу и стимулы для французов, считалось чем-то вроде аномалии, болезненным всплеском, лихорадочным эксплуатацией общего политического и социального организма. Энтузиазм и воодушевление рассматривались как аномальные последствия этого болезненного состояния, которое, однако, утешались тогда, как и сегодня, не могло длиться долго. Оно должно было с необходимостью исчезнуть, после чего все старые законы должны возобновить свой прежний ход.

Подобная аргументация лежит в основе противоречий между старым и новым. Она никогда не означала опровержения нового, вообще не касалась противоположной стороны, но лишь являлась успокоительным средством для собственной нужды. С его помощью собирались с духом представители старого мира, с неопровержимой логикой доказывая, что хаос, который не мог быть началом чего-то существенного, скоро вновь пройдет и уступит место закону, в согласии с которым, безусловно, должна продолжаться жизнь. На основе этого до сих пор существующего закона пытаются доказать непреходящее значение требований, которые больше невозможно выполнить. Это имеет то преимущество, что в такой полностью замкнутой и сформированной системе, казалось бы могут быть даны точные и неопровержимые ответы на всё, что требуется доказать. Однако до сих пор эта абстракция явно не внесла полной ясности в свое содержание. Многие вопросы остались открытыми. Но настаивали на том, что необходимо действовать в соответствии с основными принципами этой системы. Однако свою внутреннюю силу и жизненную необходимость каждая старая или новая система должна доказывать через ее достижения и результаты.

Эта ситуация обнаруживается в истории французской демократии и повторяется всякий раз, когда абстрактная доктринальная система еще долго продолжает действовать, тогда как в действительности уже господствуют новые принципы. Старые немецкие рейхспублицисты XVIII века представляли в свое время закрытую доктринальную систему сословного государства в то время, когда отдельные территории уже давно были отпали от абсолютистского государства, а сословные рейхстеории находились в гротескном контрасте с действительностью абсолютистских государственных форм, и даже вообще не касались их. Никогда нельзя соблазняться сформированными и унаследованными доктринальными системами. – Они не имеют признаков внутренней мощи, но являются вульгарным выражением убывающей жизненной силы. Там, где больше не может появиться ничего нового, окостеневают понятия, когда-то отражавшие действительность. Тогда революционные политические события опускаются до уровня ученой системы понятий, в то время как жизнь проходит мимо этой системы.

До недавнего времени эта абстрактная, окоченевшая демократическая доктринальная система, однако, обладала значительной привлекательностью для студентов и европейских теоретиков и могла оказывать влияние на европейские страны. Когда они пытались организовать государственную жизнь на этих духовных принципах и соответствовавшей политике, то обращали свой взгляд, прежде всего, на Францию. В их докладах, дискуссиях и учебниках эти страны закладывали систему французской демократии, как основополагающую и нормальную схему для конституционного строительства и пытались объяснять всякую другую действительность в свете более или менее сильных отклонений от требований этой системы. Эти демократические схемы мышления так сильно насиловали действительность, что их значение нельзя было недооценивать. С их помощью западные демократии пытались препятствовать внедрению новых идей повсюду в мире. Они были духовной линией Мажино, пролегавшей, прежде всего, между Францией и народами Балкан и Севера.