Читаем Французская демократия полностью

Съ самаго начала обществъ народъ находился въ зависимости отъ богатыхъ классовъ, слдовательно, подчинялся имъ въ умственномъ и нравственномъ отношеніи, и это зависимое положеніе оставило на немъ глубокіе слды. Революція 89 разбила эту іерархію; народъ почувствовалъ свою независимость и созналъ себя. Но ему до сихъ поръ еще трудно отдлаться отъ привычки во всемъ уступать этимъ людямъ. Понятіе, которое народъ составилъ себ о томъ, что называется политической способностію, крайне ошибочно и односторонне. Онъ ставитъ выше другихъ смертныхъ тхъ, кто въ старину были его господами, кто теперь сохранилъ надъ нимъ привиллегію занимать профессіи, имянуемыя либеральными, хотя давно бы пора лишить ихъ этого названія. Прибавьте къ этому зависть, которую чувствуетъ всякій простолюдинъ къ тмъ изъ своихъ собратьевъ, которымъ удалось возвыситься надъ своей средой.

Посл этого нтъ ничего удивительнаго, если народъ, не смотря на перемну въ образ жизни, не смотря на то, что преобразовались и его сознаніе, и основныя идеи, которыми онъ руководствуется, все еще сохранилъ привычку къ самоотверженію. Нравы, какъ и языкъ, не мняются съ перемною религіи, законовъ и права. Мы еще долго будемъ другъ для друга милостивыми государями и всепокорнйшими слугами, но изъ этого не слдуетъ, чтобы на самомъ дл существовали господа и слуги.

Оставимъ же въ сторон обожаніе, колнопреклоненіе и всякое суевріе, и постараемся на основаніи идей и фактовъ опредлить, какова въ самомъ дл политическая способность рабочихъ классовъ сравнительно съ классомъ буржуазіи, и въ чемъ состоитъ ихъ будущее значеніе.

Здсь слдуетъ замтить, что способность, когда дло идетъ о гражданин, бываетъ двухъ родовъ: способность законная и способность дйствительная; первая дается закономъ и предполагаетъ вторую, потому что невозможно, чтобы какой нибудь законодатель призналъ право за людьми, которыхъ считаетъ отъ природы неспособными пользоваться имъ. Напримръ до 1848, чтобы быть избирателемъ, нужно было платить 200 франковъ прямыхъ налоговъ. Стало быть, тогда считали собственность гарантіею дйствительной способности. Вслдствіе этого 250,000 или 300,000 человкъ, платящихъ 200 и боле франковъ, признавались единственными людьми, способными наблюдать за дйствіями правительства и направлять его политику. Это очевидная ложь, такъ какъ ничто не доказываетъ, чтобы между тогдашними избирателями не было, и даже въ большомъ количеств, людей, по природ неспособныхъ, несмотря на вносимые ими подати, точно также, какъ ничто не доказываетъ, чтобы вн этого круга между столькими милліонами гражданъ не нашлось множества способныхъ людей.

1848 годъ, такъ сказать, перевернулъ эту систему введеніемъ всеобщей и прямой подачи голосовъ, безъ всякаго ценза. Этой простой реформой все народонаселеніе мужскаго пола, достигшее 21 года, родившееся во Франціи и имющее въ ней осдлость, признано закономъ – политически правоспособнымъ. Правительство еще разъ предположило, что право избирателя и извстная степень политической способности нераздльно связаны съ званіемъ мущины и гражданина. Но это очевидно новая фикція. Почему право избирательства должно быть скоре преимуществомъ гражданства, возраста, пола и мста жительства, чмъ привиллегіей собственности? Достоинство избирателя въ нашемъ демократическомъ обществ соотвтствуетъ дворянскому достоинству феодальныхъ временъ. Какимъ образомъ можетъ оно быть раздаваемо безъ разбору всмъ и каждому, когда дворянство давалось лишь немногимъ? Здсь умстно сказать, что всякое достоинство, какъ скоро оно принадлежитъ всмъ, теряетъ свое значеніе, и что то, что принадлежитъ всмъ, въ сущности не принадлежитъ никому. Впрочемъ самый опытъ уже доказалъ справедливость моихъ словъ: чмъ боле распространяется избирательное право, тмъ мене придаютъ ему значенія. Доказательствомъ этого служитъ число отказывающихся участвовать въ баллотировк; ихъ было 36 на 100 въ 1857 и 25 на 100 въ 1863. Нтъ сомннія, что наши десять милліоновъ избирателей какъ по уму, такъ и по характеру стоятъ несравненно ниже 300,000 цензовыхъ Іюльской монархіи.

И такъ, разъ принявъ на себя обязанность разсмотрть политическую способность съ исторической и философской точки зрнія, мы должны, волей, неволей, оставить факціи, и обратиться къ дйствительной способности. Мы ею одной и займемся.

Для признанія какого нибудь лица, корпораціи или общества политически способными, нужно, чтобы они удовлетворяли тремъ условіямъ:

1) Чтобы данное лицо или общество сознавало себя, то есть понимало свое достоинство, знало себ цну, мсто занимаемое имъ въ обществ, роль, которую оно въ немъ играетъ, должность, которую оно можетъ занимать, интересы, которые оно представляетъ или олицетворяетъ.

2) Какъ результатъ этого самопознанія, лицо или общество должно проводить свою идею, т. е. должно умть заявить ее, выразить словами, объяснить ея смыслъ, принципъ, послдствія, доказать ея основаніе.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Идея истории
Идея истории

Как продукты воображения, работы историка и романиста нисколько не отличаются. В чём они различаются, так это в том, что картина, созданная историком, имеет в виду быть истинной.(Р. Дж. Коллингвуд)Существующая ныне история зародилась почти четыре тысячи лет назад в Западной Азии и Европе. Как это произошло? Каковы стадии формирования того, что мы называем историей? В чем суть исторического познания, чему оно служит? На эти и другие вопросы предлагает свои ответы крупнейший британский философ, историк и археолог Робин Джордж Коллингвуд (1889—1943) в знаменитом исследовании «Идея истории» (The Idea of History).Коллингвуд обосновывает свою философскую позицию тем, что, в отличие от естествознания, описывающего в форме законов природы внешнюю сторону событий, историк всегда имеет дело с человеческим действием, для адекватного понимания которого необходимо понять мысль исторического деятеля, совершившего данное действие. «Исторический процесс сам по себе есть процесс мысли, и он существует лишь в той мере, в какой сознание, участвующее в нём, осознаёт себя его частью». Содержание I—IV-й частей работы посвящено историографии философского осмысления истории. Причём, помимо классических трудов историков и философов прошлого, автор подробно разбирает в IV-й части взгляды на философию истории современных ему мыслителей Англии, Германии, Франции и Италии. В V-й части — «Эпилегомены» — он предлагает собственное исследование проблем исторической науки (роли воображения и доказательства, предмета истории, истории и свободы, применимости понятия прогресса к истории).Согласно концепции Коллингвуда, опиравшегося на идеи Гегеля, истина не открывается сразу и целиком, а вырабатывается постепенно, созревает во времени и развивается, так что противоположность истины и заблуждения становится относительной. Новое воззрение не отбрасывает старое, как негодный хлам, а сохраняет в старом все жизнеспособное, продолжая тем самым его бытие в ином контексте и в изменившихся условиях. То, что отживает и отбрасывается в ходе исторического развития, составляет заблуждение прошлого, а то, что сохраняется в настоящем, образует его (прошлого) истину. Но и сегодняшняя истина подвластна общему закону развития, ей тоже суждено претерпеть в будущем беспощадную ревизию, многое утратить и возродиться в сильно изменённом, чтоб не сказать неузнаваемом, виде. Философия призвана резюмировать ход исторического процесса, систематизировать и объединять ранее обнаружившиеся точки зрения во все более богатую и гармоническую картину мира. Специфика истории по Коллингвуду заключается в парадоксальном слиянии свойств искусства и науки, образующем «нечто третье» — историческое сознание как особую «самодовлеющую, самоопределющуюся и самообосновывающую форму мысли».

Р Дж Коллингвуд , Роберт Джордж Коллингвуд , Робин Джордж Коллингвуд , Ю. А. Асеев

Биографии и Мемуары / История / Философия / Образование и наука / Документальное