Французский абсолютизм в первой трети XVII века

В течение всего длительного периода Итальянских войн (1494–1559 гг.) французские короли занимали деньги в Лионе (бывшем тогда одним из главных банковских центров), ибо Лион находился на французской территории, в то время как крупнейший денежный рынок — антверпенский был для Франции недоступен по политическим причинам: имперские банкиры (т. е. нидерландские, испанские и некоторые немецкие) финансировали Карла V. Однако и во французском Лионе главными кредиторами французского правительства были проживавшие в Лионе итальянские и немецкие купцы-банкиры (Строцци, Гаданьи, Сардини, Альбицци, Клебергеры, Вельзеры, Тухеры, Обрехты, Минкели и другие), французские же занимали второстепенное место.[462]

Во второй половине XVI в. положение начало меняться в пользу французов. Их итальянские и немецкие конкуренты испытали на себе все тяжелые последствия экономического и политического упадка Италии и Германии. К тому же ожесточенная борьба в Лионе между католиками и гугенотами, французами и иностранцами разоряла город и лишала его прежнего положения. Многие итальянские и немецкие банкиры обанкротились, бежали или были изгнаны. Уцелевшие предпочли натурализоваться во Франции, но богатство их уже не могло сравниться с прежним.

Эти обстоятельства, губившие конкурентов французских купцов и откупщиков, были для последних очень выгодны. Кроме того, хотя в качестве купцов они также страдали от экономической разрухи периода гражданских войн, зато в качестве откупщиков они безусловно выигрывали. Не имея прежних возможностей пользоваться заграничным кредитом, французское правительство принялось в невиданных ранее масштабах выпускать государственные ренты и продавать новые должности. Внутренний государственный долг рос с необыкновенной быстротой и при Генрихе III во много раз превосходил годовой бюджет. Этот государственный кредит уже целиком находился в руках французов.

В начале своего правления Генрих IV, не будучи еще фактически французским королем, не мог прибегнуть к этим же мерам и был вынужден занимать деньги в Венеции, Флоренции, Мантуе и т. д. Но это были трудные и невыгодные с финансовой стороны операции; осуществление их требовало к тому же длительных переговоров. Поэтому после своего утверждения на троне он больше к ним не прибегал, и за французскими откупщиками закрепилась настоящая монополия на государственный кредит.

В первые годы XVII в. завершился и другой процесс — отрыв французских откупщиков от торгово-промышленной деятельности и полное их сращивание с государственным финансовым аппаратом. Обе стороны процесса чрезвычайно существенны.

В 1604 г. Сюлли реорганизовал систему откупа косвенных налогов (эд). До той поры они собирались на местах мелкими откупщиками, главным образом чиновниками финансового аппарата— элю, многие из которых занимались также торговлей. В качестве купцов они были заинтересованы в уменьшении поступлений эд в казну, поскольку косвенными налогами облагалась именно торговля. Борьба сюринтенданта с их мошенничествами была безуспешной, и поэтому Сюлли объединил все эти откупа в один крупный, отдав его парижскому финансисту Муассе, который имел другую цель, а именно выжимание максимальных доходов от своего откупа. Поэтому как он сам, так и его суботкупщики (теперь уже не купцы) ревностно преследовали все злоупотребления при взимании косвенных налогов. Смысл реформы (помимо возможности более действенного контроля над откупщиком) заключался в том, что сумма откупа резко подскочила и продолжала увеличиваться. Если в 1604 г. она достигала полумиллиона ливров, то за двадцать лет, к 1624 г., утроилась, причем с государства были сняты все расходы по содержанию многочисленных сборщиков. Словом, система крупных откупов оказалась для казны очень выгодной; по этому образцу были вскоре укрупнены и откупа на соль (габель).[463]

Реформа, проведенная Сюлли, оказала важное воздействие на характер деятельности всех откупщиков; вынужденные отказаться от торговой деятельности, они сосредоточили все внимание на финансовых операциях. Финансовая деятельность стала для денежных людей всех рангов единственной сферой. Все их капиталы складывались и применялись вне чисто буржуазной активности, исключительно в области сбора налогов и государственного кредита. Благодаря этому они росли во многих случаях со сказочной быстротой; в течение 10–15 лет наиболее удачливые — и, конечно, вороватые — дельцы наживали огромные состояния, становясь притчей во языцех и своим роскошным образом жизни вызывая всеобщее негодование.