Французский абсолютизм в первой трети XVII века

Отсутствие в мануфактуре независимого от рабочих машинного скелета (что сокращало — по сравнению с развитым капитализмом — долю постоянного капитала и увеличивало переменный капитал) делало из квалифицированных рабочих основную ценность для предпринимателя. От наличия этих искусных мастеров зависело само существование предприятия как такового. Достаточно было иммиграции или эмиграции таких рабочих, чтобы мануфактура могла возникнуть в одной стране или переселиться в другую.[80] Отсюда многочисленные случаи недолговечности отдельных мануфактур или же их возникновения, казалось бы, на пустом месте. Отсюда же погоня мануфактуристов за квалифицированными мастерами, предоставление им всяческих льгот и т. п. Предприниматель не мог произвольно выкидывать со своего предприятия неугодных ему искусных рабочих и брать других, ибо этих других зачастую не было вовсе: рынок рабочей силы мог быть насыщен лишь необученными, неквалифицированными пауперами.

Эти внутренние, т. е. заложенные в самой природе мануфактуры, причины мешали мануфактуристам извлекать значительные прибыли из своих предприятий и задерживали рост последних. Но, кроме того, существовали и иные причины, внешние, действовавшие в том же направлении.

Хобсбом гораздо больше говорит о переходе (transfer) производства от цехового ремесла к мануфактуре, чем о той борьбе, которую вели цехи с мануфактурами. Между тем в истории капитализма в любой стране Западной Европы с ее широкораспространенным цеховым строем эта борьба протекала с большим ожесточением, причем не только до середины XVII в., но и позже. Политика поддержания цехов, которую почти все правительства проводили наряду с субсидированием мануфактуристов и предоставлением им льгот, немало способствовала затягиванию этой борьбы. Цеховые привилегии касались не только ограничения числа рабочих, но и преимущественного снабжения сырьем, регулирования торговли и качества продукции в интересах цехов, найма квалифицированных рабочих и т. д. и т. п. Борьба с богатыми цеховыми мастерами, выступавшими обычно сплоченными рядами, была поэтому для мануфактуристов делом трудным и не всегда успешным, в особенности в тех случаях, когда они не могли побивать своих конкурентов чисто экономическим путем. Цеховые и всякие иные местные привилегии, внутренние пошлины и т. п. были для нарождавшейся буржуазии серьезными препонами и стесняли развитие на внутреннем рынке тех принципов равенства шансов для конкурентов, без осуществления которых капиталистическое производство не может свободно развиваться.[81]

О значении внутреннего рынка для развития мануфактуры речь была выше. Добавим еще одно замечание. Одним из свойственных капитализму внутренних противоречий является разрушение собственного внутреннего рынка одновременно с его созданием. Разрушая основу крестьянской домашней промышленности, капитализм разоряет крестьян (которые только как крестьяне существовать уже не могут), и, пока они не превратятся в наемных рабочих, их покупательная способность ничтожна.[82] Однако в полном своем масштабе этот процесс происходит в эпоху развитого капитализма с его фабриками и заводами. В мануфактурный период крестьянская домашняя промышленность развита очень широко и составляет важное подспорье для крестьян, задерживая их полное разорение и обезземеливание, в силу чего они не только сохраняют свою прежнюю (хотя бы и небольшую) покупательную способность, но и увеличивают ее, поскольку все больше и больше втягиваются в денежные отношения. «Как только мануфактура до некоторой степени окрепла, — пишет Маркс, — она… сама создает себе рынок, завоевывает его своими товарами».[83]

На вопросе о мировом рынке следует остановиться подробнее, тем более что Хобсбом, как было показано выше, главный акцент ставит на балтийском, а не на колониальном рынке. Мы уже имели случай указать на несоответствие этого мнения с новым фактическим материалом (не говоря уже о старом), полученным из обильных источников. Рассмотрение проблемы внешнего рынка даст возможность вернуться еще раз и к роли производства предметов роскоши.