Зачисление под одну рубрику «революций» таких кардинально различных явлений, как английская буржуазная революция, восстановление государственного суверенитета Португалии, восстание в Неаполе против испанского владычества и, наконец, сложное переплетение различных движений, именуемое Фрондой, свидетельствует прежде всего о том, что само понятие «революция» употребляется в ненаучном плане. Единственным основанием для их сопоставления является одновременность (тоже более кажущаяся, чем реальная); однако это обстоятельство совсем не подверглось анализу в статье Тревор-Ропера. От их специфических особенностей, рассмотрение которых привело бы к изъятию из списка семи «революций» всех, кроме английской, он отмахнулся, заявив, что для него важнее то, что было в них общего. В поисках общих черт он попал в тупик, ибо то, что он считает общим — борьба «страны» против обременительного аппарата, — оказалось отсутствующим буквально во всех перечисленных им «революциях».
Рассматривая XVII век с откровенно модернизаторских позиций (отсюда аналогия с Англией XIX в. и с депрессией 1929 г.), Тревор-Ропер закрывает себе путь к пониманию особенностей классовой структуры, присущих отдельным странам Европы, находившимся на разных этапах развития капитализма. Его периодизация по эпохам Ренессанса (1500–1650 гг.) и Просвещения (1650–1800 гг.) рушится от первого же прикосновения критики, ибо ни для одной из рассмотренных им стран континента 1650 год не означал какого-либо перелома. Для Англии же это был момент начала буржуазного государственного строя, а отнюдь не Просвещения. Отрицание Тревор-Ропером абсолютизма оказывается сугубо формальным приемом; ведь он настаивает, что именно абсолютная воля бесталанного Карла I противостояла планировавшимся реформам и не допустила их осуществления. Да и разве кто-либо понимал абсолютизм столь упрощенно, что вообще не видел стоявших за абсолютным монархом социальных сил? Словом, несостоятельна сама основа концепции Тревор-Ропера.
Что касается позитивного ответа на поставленные им проблемы общества XVII в., государства, характера государственного строя, реформ и т. д., то в дальнейших главах нашей работы мы рассмотрим их в применении к Франции. Напомним, что именно эта страна имеет для концепции Тревор-Ропера особое значение и что начало всех кризисных явлений он относит именно к 1620-м годам, занимающим центральное место в нашем изложении.
Основные черты развития французской экономики в 1610–1620-е годы
Такой группой источников являются трактаты, публицистика и разного рода докладные записки и мемуары, отражающие преимущественно требования и пожелания тех или иных заинтересованных групп и отдельных лиц. В них всегда имеется более или менее обширная часть, обрисовывающая положение торговли, промышленности, финансов и т. п. По ряду причин, о которых будет сказано ниже, в подобных источниках экономические моменты начинают звучать все сильнее и сильнее как раз во втором десятилетии XVII в. Это было время пробуждения, если можно так выразиться, экономической мысли во Франции. Отодвинутая до того на второй план остротой политической и конфессиональной борьбы, приковывавшей в XVI в. максимум внимания мыслителей и политических деятелей, экономика начинает становиться объектом интереса, проявляемого различными слоями французского общества.
В первую очередь речь пойдет о редкостном для того времени по своему объему и размаху экономическом трактате А. Монкретьена, впервые увидевшем свет в 1615 г. и переизданном в 1889 г.[172]
Он был неоднократно предметом специальных исследований историков и экономистов[173] и широко использован в трудах, посвященных как Франции начала XVII в., так и истории политико-экономической мысли. Словом, это знаменитый в своем роде источник, тем более что сам термин «политическая экономия» впервые появился в его заглавии.