Габдулла Тукай и русская литература XIX века. Типологические параллели

Заманы инкыйлабатыйна бн р дмд калканым;
Бхак бн нар сачар траф бер атшле вулканым.
Чкм дине мбинне бн тдннисен а-валар,
Идм бн башка миллте тркъкыйсен ва-валар79

.

(Как вулкан я силён и огонь в моём сердце пылает!

Я щитом предстаю на путях суетливых времён.
Только плачет душа, что в народе так тускло мерцает
Веры чистый огонь, той, которой уж мир пробуждён80.

«Шагыйрь в атиф» («Поэт и небесный голос»), 1906) Перевод Н. Ахмерова

Эстетико-художественный дар в ряде стихотворений Г. Тукая осмыслен в образах света, огня, пламени:

Ккргемд минем шигырь утым саумы?!81

Огонь поэзии, гори в душе моей!82

«Поэт», 1908. Перевод А. Чепурова

Архетипическая память, связанная с символикой огня и света, имеет принципиальное значение для метафорической и обобщённо-философской трактовки сущности и назначения поэтического творчества. Таким образом акцентируются божественное происхождение литературы и божественная сила слова, способного совершенствовать людей и вести общество к миру и свободе. Дума о возможностях слова, его способности возрождать к жизни в стихотворении «Китап» («Книга», 1909)83 высвечивает картину душевного состояния человека, измученного борьбой, не находящего себе места в мире, одинокого и страдающего:

ич т клем ачылмаслык эчем пошса,
з-земне крлмич, рухым тшс,
фа чиксм, йдп бетсм, бу башымны
Куялмыйча анга ылы ичбер тшк;

Хсрт сора хсрт килеп алмаш-алмаш,

Келсез уй белн тмам йлнс баш,
Кзлремд кибеп т итмгн булса
Хзер ген сыгълып-сыгълып елаган яшь…84

(Когда душа измучится в борьбе,

Когда я ненавистен сам себе,
Когда я места в мире не найду
И, утомясь, проклятье шлю судьбе;

Когда за горем – горе у дверей

И ясный день ненастной тьмы темней;
Когда в печали белый свет не мил,
Когда не станет сил в душе моей…85)

Перевод М. Петровых

На этом жизненном фоне воздействие слова сравнивается с приобщением к иному, космическому измерению мира, в котором есть «путеводная звезда», исторгающая поэта из круга жизненной суеты:

Рхтлнеп кит шунда аным, тнем,
Шуннан гына дртлрем дрман табам;

Укып барган рбер юлым, рбер сзем

Була минем юл крсткче йолдызым;
Сйми башлыйм бу дньяны ваклыкларын,
Ачыладыр, нурланадыр клем, кзем;

иеллнм, мгъсумлнм мин шул чакта,

Рхмт йтм укыганым шул китапка;
Ышанычым арта минем з-зем,
мид берлн карый башлыйм булачакка86.

(Я исцелён, я счастлив, я живу.

Я пью тебя, отрада из отрад.

И слово, мной прочтённое тогда,

Встаёт как путеводная звезда,
Бесстрашно сердце, радостна душа,
И суета вседневная чужда.

И, вновь рождённый чистою мечтой,

«Спасибо» говорю я книге той.
И, распрямлённый верою в себя,
Я вдаль гляжу с надеждою святой87.

Таким образом, слово, открывая в жизни прекрасное, становится той силой, которая противостоит несовершенству и дисгармонии бытия.