В конюшне небольшого трактира, где путники оставили лошадей, отправившись в поход по местным лавкам, Альбрехт вытащил из сумки свою запасную рубашку и немного сдавленным голосом попросил жену помочь перевязать его рану. Трясущимися руками она кое-как разорвала рубашку на полосы и принялась не слишком умело заматывать ими довольно длинную, но, к некоторому облегчению Гретхен, неглубокую рану, которую прочертил на левом боку Альбрехта меч одного из нападавших. А дальше был поспешный отъезд из города и скачка по дороге, в попытке оставить как можно дальше возможных преследователей.
Ночь беглецы провели отвратительно — под раскидистым деревом в лесу, ветви которого, хоть и росли довольно густо, всё же пропускали начавший накрапывать дождь. Костёр не разжигали, опасаясь, что он будет виден издалека и привлечёт ненужное внимание. Даже закутавшимся вдвоём в один плащ и прижавшимся друг к другу, супругам было холодно и неуютно, а промозглое утро они встретили совершенно разбитыми и не выспавшимися.
Следующий день был ещё хуже — дождь так и не прекратился, а долгий путь верхом вконец измотал и непривычную к таким долгим поездкам Гретхен, и раненого Альбрехта.
Когда они остановились для короткого отдыха, Гретхен увидела, как Альбрехт заметно пошатнулся, слезая с лошади, и судорожно ухватился за луку седла, чтобы удержать равновесие.
— Да у тебя жар! — воскликнула Гретхен, подходя к мужу и кладя ладонь на его и вправду пылающий лоб. — Надо где-то остановиться и найти целителя!
— Ничего, бывало и хуже, — криво усмехнулся Альбрехт. — Нам нужно поскорее добраться до Ислейва, он меня и подлечит. До его дома не так уж далеко осталось.
Но когда вечером они проезжали мимо очередной деревни и Гретхен завела разговор о том, чтобы остановиться там на ночлег, муж почему-то с ней спорить не стал. А утром не смог подняться с постели, провалившись в полубредовое забытьё и ужаснув тем не только Гретхен, но и деревенского старосту, который с перепугу начал думать — уж не чуму ли или бахмийскую лихорадку принесли в его дом гости?..
Гретхен довольно неуклюже отговорилась тем, что на них в дороге напали разбойники и её мужа ранили. Старосту вроде бы такое объяснение, вкупе с прилагавшейся к этому платой за постой, устроило, и он больше не донимал гостью вопросами. Она же очень переживала за Альбрехта — целителя или знахарки в деревне не оказалось, а Гретхен, конечно, обучали многому — от вышивания золотом до иностранных языков, вот только лекарское дело в этот список не входило, так что сама она мужу ничем помочь не могла.
Вздохнув, Гретхен поднялась со ступенек крыльца и собиралась уже вернуться в дом, чтобы проведать Альбрехта, как вдруг увидела на другом конце двора молодую крестьянку. Женщина, помахав рукой, умоляюще смотрела на Гретхен — видимо, просила ту подойти поближе.
***
Церковная служба подходила к концу. Чуть усмехаясь про себя, Рихо подумал: Габриэль мог бы и не беспокоиться, что прихожане станут клевать носом во время его проповеди — как и всегда, множество глаз неотрывно следили за кардиналом, и в них неизменно читалось если и не благоговение, то искренний интерес.
Оратором Габриэль был действительно прекрасным, а его молодость и привлекательная внешность только усиливали впечатление от произносимых с церковной кафедры наставлений и заставляли жадно ловить слова кардинала даже самых юных и легкомысленных дворяночек, чьё стремление попасть на службу в соборе Святой Брианны говорило скорее не о благочестии, а о желании продемонстрировать роскошные наряды и переброситься парой-другой взглядов с симпатичными кавалерами.
Рихо, на чью эдетанскую религиозность не слишком повлияли даже вольные нравы Эллианы, ставшей его второй родиной, в храме обычно представлял собой чуть ли не готовый образец истинного трикверианца, полностью погружённого в размышления о Троих и их свете, освещающем пути всех живущих. Вот только сегодня кардинальскому порученцу отчего-то было трудно сосредоточиться на молитвах, а после — и на безупречных, как с точки зрения знания Священного Писания, так и в плане ораторского искусства рассуждениях Габриэля.
Взгляд Рихо рассеянно блуждал по окружавшему его пространству, задерживаясь разве что на прекрасных витражах собора. Те при солнечном свете поражали своей яркостью и пронзительной чистотой красок, да и сейчас, когда храм наполняло сияние множества свечей, выглядели лишь чуть менее эффектно.
Один из самых больших витражей изображал святую Брианну рядом с королём Дагобертом — властителем мест, в которых ныне находился Эрбург. Согласно церковным сказаниям, прекрасная дева Брианна когда-то и принесла в эти края веру в Двоих и Создателя, обратив в неё сначала короля Дагоберта, который вскоре стал её мужем. Те же сказания гласили, что королева Брианна основала Эрбург, впоследствии ставший столицей Мидландской империи.